«Здравию своему весьма вредительно…»
Удивительно, но документы XVIII столетия сохранили для нас многие ужасы грибной наркомании. Если злоупотребление водкой было привычно и не вызывало удивления, то опьянение мухоморами, по примеру камчатских и чукотских аборигенов, для русских очевидцев казалось страшным. Степан Крашенинников, проведя на Камчатке почти пять лет в 1737-41 годах, описал некоторые особенно вопиющие случаи.
«Всё, что пьяные от мухомора делают, здравию своему весьма вредительно, и ежели бы их не сберегали, то б многие от того умирали», – пишет Крашенинников и приводит примеры. Так секретарь майора Павлуцкого, возглавлявшего походы против чукчей (см. главы 16–17), наевшись мухоморов, много часов «на одной ноге вертелся до тех пор, покамест хмель не вышел». Но большинство случаев были не анекдотичными, а трагическими.
«Денщику господина подполковника Мерлина, – описывает Крашенинников, – пьяному от мухомора приказывал мухомор, чтоб он удавился, и оной бы без сумнения удавился, ежели бы людей на ту пору не прилучилось. Служивому Василью Пашкову велел мухомор у себя яйца раздавить, послушав его оный дни в три и умер. Обретающемуся при мне толмачу Михаилу Лепнихину, которого мухомором напоили, велел мухомор брюхо у себя перерезать, но как того ему сделать не допустили, то приказывал ему мухомор, чтоб из дому он скрался и ушел бы в лес, от чего его также удержали из избы вышедшего».
Как видим, попытки пьяного суицида – повеситься или разрезать себе живот – пресекли окружающие люди. А вот «служивому» Василию Пашкову, крупному по камчатским меркам чиновнику, руководившему Большерецким острогом, очень не повезло – выжив в многочисленных схватках с аборигенами, которых он нещадно грабил, «служивый» мучительно умер, страшно покалечив себя в мухоморном опьянении.
По свидетельству Степана Каршенинникова, Василий Пашков ранее неоднократно употреблял мухомор в качестве допинга – «едал мухомор умеренно, когда ему в дальней путь итти надлежало, и таким образом проходил он знатное расстояние без всякого устатку». Но перед смертью Пашков съел слишком много грибов (как писал Крашенинников, «для пьянства едят до десяти грибов»). Вероятно, «приказчик Большерецкого острога» Пашков объелся мухоморами со страху, так как к тому времени находился под следствием за незаконные поборы с местного населения.
Вообще документы XVIII века полны сведениями о злоупотреблениях пьянящим грибом среди русских «служивых». Виноградное вино и хлебная водка на Чукотке или Камчатке были редкостью и страшно дороги, в отличие от доступного и бесплатного мухомора, пьянящий эффект которого после общения с аборигенами давно не был секретом. Так в 1773 году из Анадырского острога ушла в Якутск привычная для тех времён и мест жалоба: «Секунд-майор Баранов командирован будучи в Гижигинскую крепость, сказался больным, а после открылось, что он в дороге ел мухомор…»
«Сладкая трава» для горького вина
Русские первопроходцы, впервые попавшие на земли Дальнего Востока более трёх веков назад, хотя и быстро научились от аборигенов пьянящим свойствам мухомора, но конечно же предпочитали более привычный алкоголь. Однако, ни виноград, ни пшеница на крайнем северо-востоке Евразии не росли. Виноградное вино в то время было очень дорогим даже в европейской части России. Не дешевой была и водка – когда казаки Владимира Атласова шли покорять Камчатку, в Москве ведро «хлебного вина», как тогда называли водку, стоило 80 копеек. При том, что жалование сибирских казаков равнялось 5 рублям в год.
Даже если алкоголь и попадал к востоку от реки Лены, он, с учётом сложности транспортировки и изначальной цены, становился крайне дорог и недоступен большинству русских первопроходцев. Не было у них и достаточного количества зерна, чтобы самостоятельно гнать водку на месте. Стоимость зерна при доставке его через всю Сибирь на берега Охотского моря взлетала почти в 100 раз. Если к западу от Урала в конце XVII века пуд ржи стоил около 10 копеек, то в Якутске – уже 5 рублей, а попав на Колыму или Анадырь, его цена вырастала до 10 рублей.
Одним словом, первые русские обитатели Дальнего Востока остались без алкоголя, которого порой требовали стрессы опасных походов и суровой природы, и который было не заменить никакими мухоморами. Приехавший в 1740 году на Камчатку сотрудник Петербургской академии наук Георг Стеллер, писал, что казаки «пытались гнать водку из различных ягодных растений и даже из гнилой рыбы».
Решением алкогольной проблемы стал местный вид обычного борщевика, повсеместно растущего на Камчатке и побережье Охотского моря. Ещё первооткрыватель Камчатки атаман Атласов заметил, что ительмены в качестве лакомства употребляют в пищу некую «сладкую траву», которую «рвут и кожуру счищают, а средину сушат на солнце, и как высохнет, станет бела и вкусом сладка, что сахар». Камчатские аборигены называли это растение «аунгч» или «кат» – современная наука именует его «Борщевик шерстистый» (Heracleum lanatum).