«Длинноносые» и «большеголовые»
Русская атака захлебнулась под частым огнём маньчжурских пушек и корейских стрелков в одинаковой униформе. «И нам с теми богдойскими людьми дратца стало невозможно, потому что пороху и свинцу нет…» – так объяснил Онуфрий Степанов решение об отступлении. Казаки действительно испытывали нехватку боеприпасов, ведь их ближайший источник находился в Якутске, путь к которому с Амура занимал тогда более полугода. В таких условиях бойцы Степанова решили не продолжать атаки хорошо укреплённых позиций. Казачьи «струги» пошли вниз по Сунгари, возвращаясь на Амур, по словам Онуфрия Степанова, «хлебом гораздо нужны», то есть без продовольствия.
Потери маньчжурского войска по данным корейского командира Пён Гыпа составили четыре сотни убитых, больше общего числа казаков. Однако в Пекин и Сеул с берегов Сунгари отправились известия о большой победе и полном разгроме «северных варваров». В реальности отряд Степанова, хотя и имел много раненых корейскими пулями, но полностью сохранил боеспособность. Хитрый «нань» Шархуда был далёк от победы, но всё же достиг первого стратегического успеха – сумел остановить продвижение казаков к югу от Амура и оставил их без «хлеба».
Пока Шархуда продолжал строить укрепления в устье Сунгари, отряд корейских стрелков вернулся на родину. В следующем 1655 году Пён Гыпа с почестями принял сам корейский «ван»-король Хёджон, он не столько расспрашивал командира о боях с неведомым «северным врагом», сколько прикидывал возможность восстания против маньчжурского императора. Поднять мятеж против Пекина корейский король так и не решился, а единственными сведениями о русских в «Стране утренней свежести» стал лишь рассказ Пён Гыпа об их «свирепости» и необычно длинных носах…
В свою очередь первопроходцы, уже научившиеся отличать маньчжур от китайцев, так ничего и не узнали о Корее и корейцах. Хотя, как вскоре выяснили пекинские власти, казаки Онуфрия Степанова пытались расспрашивать пленных и амурских аборигенов о «большеголовых», быстро стреляющих из ружей. Вероятно казаки так прозвали стрелков Пён Гыпа за характерные большие шляпы, плетёные из ивовых прутьев – непременную часть униформы мушкетёров корейского короля. Увы, приамурские «дючеры», «дауры» и «тунгусы», фактически первобытные люди, ничего не могли рассказать о Корее.
«Пришли богдойские люди с большим огненным нарядом…»
Не прошло и пяти лет, как корейские солдаты по требованию маньчжурского императора вновь направились на север, к берегам Амура. На этот раз, в 1658 году 265 бойцов, в том числе 198 стрелков-мушкетёров, вёл новый «пёнма уху» провинции Хамгён по имени Син Ню. Потомок знатного рода в генеральском чине, всё время похода на север он вёл личный дневник, сохранившийся до наших дней и ставший уникально подробным источником о первых встречах русских и корейцев.
«Вонджонгун» – войско дальнего назначения, в переводе с корейского – соединилось с силами маньчжур всё на той же реке Сунгари. Генерал Син Ню почти ничего не знал о своём будущем противнике. «Неведомо откуда они родом, но живут в лодках, плавают по течению Амура и грабят местность…» – записал кореец в дневнике.
К тому времени в Приамурье произошло немало новых столкновений русских казаков и «богдойских людей». В 1655 году, ободрённые первым частичным успехом на Сунгари, маньчжуры попытались осадить отряд Онуфрия Степанова в небольшом остроге, возведённом казаками на южном берегу Амура в устье реку Кумары(ныне это территория КНР напротив Шимановского района Амурской области). Но осада провалилась, маньчжуры отступили с большими потерями. Следующие два года отряд первопроходцев Степанова, получив небольшие подкрепления из Якутска, провёл в плаваниях по всему Амуру от Шилки до Уссури – летом казаки перемещались на лодках-«стругах» по Приамурью, в поисках пропитания и меховой дани, а зимы пережидали в тут же возводимых острогах. Онуфрий Степанов сумел даже отправить в Якутск и далее в Москву почти пять тысяч соболиных шкурок – огромную ценность для той эпохи!
Не теряли время и маньчжуры, строившие на реке Сунгари сильный военный флот. К лету 1658 году барон-«нань» Шархуда имел под своим началом 47 крупных кораблей, на которых разместилось большое войско – 2450 человек. Всех русских на тот момент в Приамурье насчитывалось не более пяти сотен.