Потери корейских стрелков так же были велики – 7 убитых и 24 раненых, в том числе десяток тяжело. Благодаря дневнику генерала Син Ню мы сегодня поимённо знаем корейцев, погибших в тот день от русских пуль посреди Амура: Юн Геин, Ким Дэчхун, Ким Сарим, Чон Герён, Пэ Мёнджан, Лю Бок и Ли Ынсен.
Русский залп заставил флотилию Шархуды отступить и начать забрасывать казаков ядрами и горящими стрелами издалека, уже не думая о захвате трофеев. «Срочно стали стрелять огненными стрелами, в результате чего по очереди загорелись семь вражеских кораблей…» – записал Син Ню в дневнике.
Русские сопротивлялись отчаянно, даже сумели перейти в контратаку и захватить один из маньчжурских кораблей. Но сказалось численное превосходство противника, в рукопашной схватке контратаковавших казаков задавили массой маньчжурских латников. В той резне пал и командующий первопроходцами – атаман или, как тогда говорили наши предки, «приказной человек великой реки Амура новой Даурской земли» Онуфрий Степанов, семь лет назад простым кузнецом пришедший в Приамурье с отрядом Ерофея Хабарова.
История не любит проигравших – сегодня Хабарова знают все, хотя бы по одноимённому городу и краю, а вот Онуфрию Степанову, сделавшему для присоединения берегов Амура к России ничуть не меньше, исторической памяти не досталось. Хотя в том нет его вины – атаман по прозвищу Кузнец, «приказной человек великой реки», сражался умело и храбро – но свой главный бой он проиграл.
«Оружие со сверхъестественной системой воспламенения пороха…»
К вечеру 30 июня 1658 года главные силы русских на Амуре были разгромлены. Из 11 наших кораблей семь были сожжены, три захвачены маньчжурами и только одному удалось вырваться из окружения и уйти от погони. Из трёх сотен казаков выжило менее трети – 45 во главе с раненым племянником Хабарова, Артёмом Петриловским, прорвались на спасшемся корабле и еще четыре десятка тех, кто, выпрыгнув с горящих судов, сумел в последующие дни и недели выжить во враждебной тайге.
В дневнике корейский генерал отметил, что многие русские предпочли смерть плену: «Пятеро солдат из разгромленного вражеского отряда сделали из камыша и веток плот и поплыли на нем… Стали их преследовать, и они не могли убежать. Тогда они решили: “Чем умирать от ваших рук, лучше убьём себя сами”. Бросились в воду и умерли. Еще три человека, которые не смогли сесть в одновесельную лодку и которым было некуда идти, бросились в воду и умерли…»
Более 200 казаков, включая атамана Онуфрия Степанова, погибли. Согласно дневнику Син Ню, подчинённые маньчжурам «жители собачьих посёлков» – так кореец обозвал людей, ездивших на собачьих упряжках – резали и поедали трупы русских. Видимо, Син Ню стал свидетелем первобытной традиции некоторых плёмен Приамурья, практиковавших ритуальное поедание кусочка печени убитого врага.
Но главное внимание корейского генерала привлекли сами русские и захваченные у них трофеи. «Их стрелковое искусство превосходно. В предыдущих войнах маньчжуры терпели от них серьезные поражения и несли большие потери убитыми…» – написал Син Ню о поверженном враге через два дня после сражения.
Маньчжуры захватили в плен десять казаков, и корейский генерал попытался понять, что же это за люди. «Их лица и волосы очень сильно напоминают варваров, но выглядят они более свирепыми… Переводчик говорит, что они О-ро-со, я раньше о такой стране не слышал… Видно и маньчжуры не знают откуда они пришли» – записал Син Ню в дневнике.
Больше всего командира корейских мушкетёров заинтересовали и поразили, конечно же, доставшиеся победителям русские ружья. Корейцы использовали фитильные мушкеты, в которых порох поджигался тлеющим шнуром, тогда как у русских первопроходцев имелись на вооружении более совершенные кремневые ружья. Поражённый генерал Син Ню назвал эти трофеи «оружием со сверхъестественной системой воспламенения пороха». Он писал в дневнике: «В ружьях врагов, в отличие от наших, не используют фитиль. Внутри них находится металлическое огниво и каменное кресало. Металл и камень ударяются друг о друга и высекают пламя. Это удивительный механизм…»
Корейский генерал попросил барона Шархуду дать ему хотя бы немного столь совершенного русского оружия: «Поскольку ружья врагов особенные, то радость триумфа ещё больше возрастет, если подарить нашему государству несколько стволов…» Однако, маньчжур отказал корейцу и все трофеи отправил в Пекин, а обиженный Син Ню записал в дневнике о своём командующем: «Этот подлец жадничает…»
Из десятка русских пленных, один оказался на корабле Син Ню. Корейский генерал попытался поговорить с ним, через маньчжурского переводчика, знавшего лишь приамурские диалекты и не владевшего русским. Однако кое-что кореец сумел понять даже из такого общения, и выясненные им факты потрясли его ещё больше.