Эти боковые «крылья» легко складывались на сгибах, чтобы в нужный момент воин мог прикрыть грудь и лицо от стрел и ударов. Чтобы приводить их в движение, на «крыльях» были специальные петли. Обычно применялось левое «крыло», а правое встречалось реже, поскольку правая рука должна была быть свободной для удара копьем или стрельбы из лука.
Руки и ноги воина так же защищались налокотниками и поножами из костяных пластин. Для защиты головы использовался кожаный или костяной шлем, имеющий вид конусообразной шапки с наушниками, иногда с прикрывавшим лицо костяным забралом. А вот привычные нам и знакомые по истории средневековья наручные щиты чукчи и коряки никогда не применяли – по их понятиям руки воина всегда должны быть свободны для боя или управления собачьей и оленей упряжкой.
После знакомства с русскими, свои панцири и шлемы чукчи стали делать из металла. Их железные доспехи были аналогичны костяным, костяные пластинки просто заменялись металлическими. Русские купцы оружие и доспехи чукчам не продавали, но с удовольствием отдавали им металлическую посуду в обмен на меха. Поэтому металлические пластины для своих панцирей чукотские воины делали из купленных на торгу железных и медных котлов.
«Вот я создал будущего насильника, грабителя чужих стад…»
Сама суровая жизнь на Крайнем Севере, необходимость постоянно двигаться и охотиться, делала чукчу прирождённым воином, умелым и выносливым, способным, по описаниям очевидцев тех лет, целый день напролёт бежать по тундре, преследуя диких оленей. При этом все описания жизни и быта чукчей XVIII столетия отмечают, что даже на стойбищах во время отдыха, они постоянно занимались военными упражнениями.
Вот как описывает эти военные игрища один из русских купцов, четверть тысячелетия назад побывавших в чукотских стойбищах: «В зимние и летние времена каждой день большими собраниями бегают и друг друга перебегивают до самого пристатку, нагие борютца, а надев панцири и взяв луки и копья, из луков стреляют и потом, положивши луки, копьями шурмуют до устатку, а луки со стрелами и копья весьма исправны… Во время праздное стреляются между собой тупыми деревянными стрелами, и иногда друг друга ранят».
Постоянная практика военной тренировки у чукчей настолько вошла в их жизнь, что нашла отражение даже в местных географических названиях. На Чукотке и сегодня имеются места, которые носят такие специфические имена. Например, местность Ахтагвик на мысе Дежнёва, что в переводе означает «ристалище», специальное место, где проводилось состязание по борьбе и стрельбе из лука или пращи. Там, где Камчатский полуостров примыкает к Чукотке, протекает река Пахача, и один из её притоков, а так же гора рядом называются «Веткона», то есть «место метания камней из пращи». А гора Ирвымылыней на северо-восточном побережье Чукотского моря в переводе с чукотского означает – «гора, где упражнялись в ловкости владения оружием». В окрестностях Анадыря течёт река Пакемелъскуэргын – в переводе с чукотского «место постоянных состязаний в ловкости попадания» (из пращи, лука или копьём).
Сама культура и психология чукотских племён трёхвековой давности была нацелена именно на перманентную войну против окружающего мира. Жестокость и доблесть считались желанным и неотъемлемым качеством мужчины-чукчи, который должен был жить, прежде всего, воином. Воином, побеждающим и обирающим соседние народы. Любое насилие в набегах на чужаков считалось правильным и необходимым. Чукотский фольклор того времени прямо и откровенно рассказывает именно об этом. Например, в чукотском предании «Эленди и его сыновья» главный герой после удачного выстрела из лука, сделанного его малолетним сыном, с гордостью и удовлетворением констатирует: «Ого! Вот я создал будущего насильника, грабителя чужих стад, воина я создал. Я – хороший человек».
При этом боевой отряд чукчей («орачекыт» на их языке), отправлявшийся на грабёж соседей, не был беспорядочной толпой, наоборот – он всегда имел чёткую структуру со своей специализацией. Впереди идущего в набег чукотского войска шли «йин 'ычьыт», что дословно и означает «впереди идущие», то есть разведчики и походные заставы.
Ударные отряды из наиболее хорошо вооружённых воинов именовались «эрмэчьыт», то есть «силачи». Иногда среди них в особые отряды выделялись «чинйырын 'ы» – в дословном переводе «группы участников кровной мести», выполнявшие по сути функции, как бы сейчас сказали, спецназа, предназначенного для самых сложных и опасных операций.