Юкагиры были самым малочисленным народом на крайнем севере Дальнего Востока, и никто из путешественников или учёных той эпохи не познакомился близко с ними. Поэтому нам неизвестно как сами юкагиры объясняли такой обычай, почему их жёны были всегда старше мужей. Вероятно, «князцы», то есть старейшины юкагиров, предпочитали женить своих едва подросших сыновей на девушках постарше из других родов, ведь такие жёны могли уже быть полноценными работницами.
«…когда мужа в юрте не было»
Спустя столетие после близкого знакомства с чукчами, в двух тысячах вёрст к югу от Чукотки подданные Российской империи вновь с удивлением обнаружили мощные пережитки группового брака. С нивхами, живущими по обоим берегам Татарского пролива, в устье Амура и на Сахалине, русские впервые стали регулярно общаться только в середине XIX века, после присоединения Приморья и Приамурья к нашей стране.
Первоначально никаких брачных странностей у «гиляков», как изначально звали в Российской империи нивхов, не заметили – в глаза бросались обычные парные семьи. Первым нечто удивительное обнаружил Лев Штернберг, молодой студент, в 1889 году сосланный на Сахалин за революционную деятельность.
Проведя в сахалинской ссылке почти десять лет, он объехал и изучил весь остров, близко познакомившись с его аборигенами. Собранные им этнографические материалы были настолько интересны и уникальны, что Императорская Санкт-Петербургская академия наук даже ходатайствовала перед царскими властями о досрочном возвращении учёного-революционера из ссылки.
Именно Лев Штернберг первым изучил семейные особенности «гиляков»-нивхов. «Можно объехать всю территорию гиляков, – писал ссыльный учёный, – жить в юртах, подолгу наблюдать семейную жизнь их и не замечать в строе их семьи ничего необычного. В больших зимних юртах обитатели занимают свои нары семьями, живущими каждая своими обособленными интересами. Между мужем, женой и их детьми царит полное согласие и нежные отношения. Мало того, нередко можно встретить случаи поразительно преданности и любви между супругами; когда один умирает, то другой нередко налагает на себя руки или умирает с тоски. Словом, по всем видимостям, мы имеем дело с типом семьи, которую принято называть патриархальной. Но не такова она в действительности. Прежде всего вас поражает странная родственная номенклатура. Целая группа женщин зовет целую группу мужчин своими мужьями… Точно так же целая группа мужчин зовёт группу женщин своими матерями…»
Прожив несколько лет бок о бок с нивхами, Лев Штернберг с удивлением понял, что у этих аборигенов Сахалина и Приамурья «каждый гиляк имеет супружеские права на жён своих братьев и на сестёр своей жены». Штернберг писал об этом не без юмора: «Европеец с удивлением слушает, как гиляцкий мальчуган зовёт супругу своего старшего брата “ан’геj” (жена), а она его – муженёк (“пу” или “ычих”), или как сплошь и рядом гиляк говорит: “Я пойду к своим отцам, матерям”…»
Категории лиц, между которыми допускались свободные половые отношения, были сложны и запутанны. У нивхов существовала целая устная генеалогия, объяснявшая, с кем интимные контакты возможны, а с кем нет – кто входит в группу «пу» (коллективных мужей) для таких-то женщин, а кто нет. Как объяснял Лев Штернберг: «В то время как нарушение супружеской верности с лицом, не входящим в группу “пу”, влечет за собой кровную месть соблазнителю или, в лучшем случае, жестокую дуэль и выкуп, то для лиц разрешенных категорий измена не влечет никакого возмездия, вызывая только некоторое раздражение, в редких случаях переселение соблазнителя в другую юрту…»
«Во время моих путешествий по Сахалину, – вспоминал Штернберг, – мои спутники с западного берега, явившись вместе со мной в отдаленное селение на восточном берегу, в котором ни они, ни их отцы никогда не бывали, но в котором по генеалогическим их сведениями, проживала женщина категории ан’геj, свободно осуществляли свои права, разумеется, когда мужа в юрте не было…»