Оператор Лобанов, изгибаясь возле газовой плиты, улавливал пиротехнические эффекты вечнокурящей Асклепии, сквозь которые непонятно как, странно, в мистической недосказанности двигалась старая, дырявая шина как бы сама по себе, а на самом деле, самоотверженными усилиями ассистента Тряпушкина.
Шел третий день съемок, а продвинутого сценария все не появилось. Группа косо посматривала в сторону режиссера, видимо, ожидая, что сценарий вот-вот родится. И правда, какой-нибудь печатный текст пошел бы заметно не пользу будущему фильму. А то как бы странно складывался кинопроцесс: вместо шикарного пляжа сняли свалку, вместо шампанского - сточную воду (имевшую, однако, очаровавший Лобанова «непонятный» бурый оттенок, но ведь, как ни крутись, - не шампанское) вместо модных голых женщин, ровно как изысканных манер вообще ничего не сняли и снимать не хотели. Все ворчали, ждали шикарный сценарий и курили.
В этот критический момент Тряпушкин, не знамо из каких побуждений, принес три густо исписанных листа. Это был литературный дебют ассистента, поэтому Арлекин отнесся к инициативе корректно. Юноша волновался, переживал, мял странички как туалетную бумагу, но все же осмелился вынести свой опус на суд публики.
- Стояла жара, - сказал Тряпушкин и стушевался.
- Ну, что же ты, Тряпушкин? - подбодрил Арлекин. - Пока не плохо...
- Две голые женщины, выпив бутылку шампанского, пошли к морю купаться. - Тряпушкин трагически замолчал. Больше его никто не подбадривал, тем не менее он нашел в себе мужество и заявил: - Не дойдя десяти метров до воды, Венуста пылко обняла Евдоксию, Евдоксия властно захватила промежность Венусты, и обе грохнулись на землю.
Тряпушкин притих. Неизвестно, чего он ожидал после долгой паузы шокированных коллег: пылкого как объятия Венусты одобрения или властного осуждения.
Первые аккорды сценария произвели сильное впечатление: сигарета Асклепии, сгорев до тла, исчезла в губах; оператор Лобанов, начинавший слушать в позе мыслителя, кончил какой-то странной и непонятной позой, просто не описать; Олеся уставилась на ассистента, открыв рот; Дарья мстительно улыбалась, а режиссер Арлекин почему-то покраснел как перец.
- Все, кто только был на пляже, - откашлявшись, сказал Тряпушкин. - Загорающие, купающиеся, играющие в карты, смотрящие, показывающиеся и показывающие...
- Слушай, Тряпушкин, - неожиданно перебил Арлекин. - Это действительно ты написал?
- Конечно, - кивнул Тряпушкин.
- Что-то не верится, - почесал затылок Арлекин.
- Я, - подтвердил ассистент.
- И где... где ты это всё... видел? - спросил Арлекин, растерянно пожимая плечами.
- Я придумал, - признался ассистент.
- То есть, это чисто игра фантазии? - Арлекин поиграл рукой в воздухе. - Ты к этому не имеешь никакого отношения?
Тряпушкин утвердительно опустил голову.
- Скажи, Тряпушкин, тебе очень дороги эти... образы? - попросил режиссер.
- А что?
- Ну, мы... Мы, в общем, нам, конечно, понравилось: смело, искренне, честно... Все это есть, да. Но, это, понимаешь…
- Не наша история, - помог режиссеру Лобанов.
- Да! - подтвердил Арлекин. - Мы вряд ли сможем это осуществить. Это слишком... честно, понимаешь?
Асклепия, дама утонченных моральных принципов, сплюнула остатки сигареты, закурила- следующую, решительно поднялась, показала пальцем на дверь и объявила Тряпушкину: - Вон!
Тряпушкин, свернув сценарий в трубочку, попятился к двери. Парень вышел с чувством полной катастрофы.
- Асклепия, - встрепенулся Арлекин. - Я тебя не понимаю. Зачем ты выгнала моего ассистента? Ты что, хочешь поработать вместо Тряпушкина?
Олеся незаметно ускользнула.
Асклепия дымила как паровоз. С одной стороны, ее чувства с готовностью разделил бы любой нравственно обусловленный администратор, а с другой стороны, добросовестного, пускай, недалекого, но искреннего ассистента Тряпушкина, этой черной лошадки в элитной группе, ей вряд ли удалось бы полноценно заменить. Кто-то должен был, в конце концов, ползать в грязи, мистически передвигая дырявые шины, кто-то должен был носить многочисленные тряпочки, чистить нечистоты и первым входить в плохопроветриваемые помещения...
Спустившись в прокуренный буфет киностудии, где на изысканную трапезу собирались самые пенки честного народа, труженики всевозможных муз, Олеся бросилась в плотную дымовую завесу.
- Вы не видели Тряпушкина? - спрашивала она. - Где Тряпушкин? Тряпушкин, ты где?
Юный ассистент не окликался.
Он сидел за столом, в окружении золотой молодежи и двадцати бутылок, смолил косяк, запивал пивом и в упор не замечал Олесю.