— Я, быть может, помогу вам,— говорила на ходу Ольга.
— Ну-у... чем вы поможете?.. В чем дело? — спросил он нетерпеливо, подходя к ее станку.
— Вот в чем, Дмитрий Семеныч. Вон тот станок у нас сегодня гуляет?
— Да, гуляет. Сегодня много станков гуляет.
— Знаете, что я хочу вам предложить,— Ольга на мгновение замялась.— Давайте я на нем буду работать.
— Как это так? — удивился мастер.— А здесь кто?..
— Я и здесь и там поспею.
Сафронов задумался, потом безнадежно сказал:
— Ничего не выйдет.
— Почему-у?
— Там нужно вставлять новую вещь. Патрон-то пустой. А когда вы будете?.. Отрываться от своей работы я вам не позволю.
— Я и не буду.
— А кто будет? Я, что ли? — недовольно спросил Сафронов.
— Пусть кто-нибудь вставит вещь, пустит станок наход, а я потом справлюсь и со своим и с этим,— Ольга говорила уверенно. Ей представлялось ясно, как получится это дело.
— Но у меня же некого заставить, товарищ Ермолаева. Вы поймите, наконец, что сегодня много токарей не явилось на работу,— взмолился Сафронов.
— Как некого?.. А вон в углу, видите? — Она показала на Судина, который спокойно сидел около станка и с аппетитом ел хлеб, запивая его молоком из бутылки,— Ему нечего делать. Стряхните его с тюфячка-то. Он, наверное, его насквозь просидел. Работа у него ходовая.
Мастер задумался, потом лицо его прояснилось. Он подмигнул Ольге и, щелкнув пальцами, направился решительно к Судину.
Ольга издали наблюдала, как он говорил что-то Судину, показывая на беловский станок. Судин отрицательно мотал головой и показывал на свой станок. Видя, что дело может кончиться неудачей, Ольга, запустив новую стружку, пошла к ним.
— Отказывается?..— спросила она.
— Не хочет.
— Нет, нет, я хочу, Митрий Семеныч,— поспешно проговорил Судин,— только видишь, какое дело, как я свой-то станок оставлю?
— Ничего, товарищ Судин,— сказала Ольга.— Станок у тебя на ходу — стружка идет, я присмотрю за ним.
— Это ты выдумываешь все, ты и настраивай.
— Я настроила бы, да работа у меня, видишь ли, сегодня неходовая.
— Ишь ты!..
— Ничего, ничего, Василий Ерофеич,— ласково говорила Ольга,— ты вот сегодня на строгальном у Шляпникова накатался, время было, и тут время будет.
— У тебя уж больно глаза-то острые, во всякую щель таращатся.
— Что поделаешь. Ну-ка пойдем,— Ольга взяла Судина под руку и повела к беловскому станку.— Чего, Дмитрий Семеныч, вставлять велите?
— Да вот шестерню бы надо эту,— подходя к огромной шестерне, сказал мастер,— размечена она.
— Ну, вот. Давай-ка, Василий Ерофеич, настрой, голубчик.
— Так я право...— ежась подошел Судин к шестерне.
— Шестерню настроить надо,— сказал мастер строго.
— Ладно, Дмитрий Семеныч, идите, мы управимся здесь без вас,— сказала Ольга.— Ну, давай, Василий Ерофеич, а я за всем присмотрю.
Она махнула рукой крановщику и отошла к своему станку. Судин постоял возле шестерни, потом посмотрел в сторону своего станка и стал подцеплять шестерню цепями крана.
Работая на своем станке, Ольга время от времени подходила к станку Судина и следила за работой резца. Вал медленно вращался, иногда вздрагивал, но стружка шла хорошо. А Судин, настраивая шестерню в патрон беловского станка, ворчал, но ворчал так, чтобы его слышала Ольга:
— Моду нашла. Тоже, туда же. Умники! Сдергивать с работы людей. Нет, раз ты сама придумала, так сама и делай. А на людях-то не выезжай. Эк-то всяк может.
— Вы все ругаетесь, Василий Ерофеич,— подходя к Судину, сказала Ольга.
— Да как на вас не ругаться.
— Не по-старому надо работать, а по-новому.
— По новой методе?.. Знаем мы эти ваши методы. Только какой от них прок нашему брату будет? Советска власть, а на деле выходит хуже старого режиму.
— Ну-у?..
— А вот тебе и ну-у. Прежде этого не было.
Судин, должно быть, рассердился не на шутку.
— Скоро так наладим, что не дыхнешь. Покурить некогда будет, даже в нужное место не сходишь.
— На все хватит времени, Василий Ерофеич. Ты только не волнуйся.
— Да как не волноваться, ядрена гуща, прости ты меня, милостивый господи.
Наконец, Судин кончил настройку и с ехидцей сказал:
— Идите, мадам, принимайте, господин ударник.
— Готово?! Ну, вот. А сколько шуму было... Сейчас, Василий Ерофеич, приду принимать.
Ольга перекатила суппорт, уверенно, привычной рукой придвинула резец к вращающейся медной болванке и подошла к беловскому станку.
— Проверять, пожалуй, я не буду, Василий Ерофеич. Я надеюсь, что вы настроили хорошо.
— Нет, проверяй, уж коли на то пошло.
— Хорошо, только, пожалуйста, не бунтуйте. Давайте резец приготовьте.
— Резец?
— Ну...
— И это я?.. Оказия ты, а не баба,— проворчал Судин и, подойдя к ящику Белова, загремел резцами.
Ольга с улыбкой наблюдала за ним. Старик так забавно сердился. Замасленный картуз его съехал на бок, из-под него выбились спутанные густые пряди черных, тронутых сединой, волос. На кончике мясистого носа висела мутноватая капелька. И когда он говорил, во рту его, под голой верхней десной, мелькал красный язык.
— Ворчите вы, Василий Ерофеич, а мне даже смешно. Ей-богу.
— Ну, ясно. Вам, молодым, все хиханьки да хахоньки.
— Смешно потому, что не умеете вы по-настоящему сердиться, уж лучше не сердитесь.
— Да как на вас не сердиться,— вставляя резец в зажим суппорта, продолжал ворчать Судин.
— Подождите, чего вы вставляете?..— воскликнула Ольга.
— Резец.
— Но это не резец.
— А что?
— Пешня, а не резец. Я таким резцом работать не буду.
— Опять неладно, опять нехорош.— Судин сердито бросил резец и торопливо направился к инструментальной.
— Ну и ну... Баба, чорт ее дери,—ворчал он на ходу.
Когда заработал беловский станок, Ольга, довольная, следила за его работой, а Судин сидел у себя на чурбанчике мрачный, не глядя в ее сторону. Ольга подошла к нему.
— Василий Ерофеич, а где у вас листок наряда?
— Какой?..
— Ну, в который вы работы вписываете.
— А для чего он тебе понадобился?
— Стало быть, нужно.
— Ты скоро ко мне за душой моей придешь.
— Душу мне вашу не нужно, а листочек дайте. Я с ним схожу к мастеру и запишу вам настройку.
Судин как-то смешно прогнусавил:
— О-о-о! Так он тебе и запишет, подставляй карман, экая скряга.
— Давайте, давайте,— настаивала Ольга.
— На, возьми.— Судин порылся у себя в кармане штанов и подал ей свернутую вчетверо грязную бумажку.— На... Думаешь, налетишь с ковшом на брагу?.. Как бы не так.
— Как все-таки вы неряшливо относитесь к этим вещам,— сказала Ольга, взяв его листок наряда.— Это же денежный документ.
— Еще новое дело. Ты что, обучать меня взялась, что ли?! Стар я для обучения. Мне надо тебя учить, а не тебе меня.
— Я не учу.
— Ну... А в кармане у меня не контора, чтобы бумаги в чистоте хранить.
Ольга пошла к мастеру. Когда она возвратилась из конторы и подала Судину наряд, тот взглянул и не поверил своим глазам. Торопливо сдернул очки, протер их, снова надел и, смотря на запись, заулыбался.
— Вот это да,— с довольным видом проговорил он.— А я думал — на Агафона сработал... Да больно уж много записали-то — три часа. Я ровно меньше настраивал.
— Три, я считала.
— Экая ведь ты! Какой у тебя глазок-то вострый, везде ты его запускаешь. Давай иди работай к себе, а я присмотрю за беловским станком.
— А я?..
— Мне сподручнее, да и дела у меня меньше.
Весь остаток дня Судин уже не сидел на своем чурбаке, матрасик свой свернул и сунул в ящик. Он ходил от своего станка к станку Белова, подходил к Ольге и, улыбаясь, сообщал:
— Дело-то, ведь, валом валит: и у меня, и у Белова, и у тебя... А мне сегодня шесть целковых, как с неба свалились. Не пито, не едено. Просидел бы у себя и зря...