XII.
Денисов очнулся с чувством тошноты и тяжести в голове. Он потерял всякое представление о времени, не понимал, где он, не мог припомнить, как он очутился здесь... Он хотел подняться, но не мог. За стеной, в комнате хозяйки, часы начали бить. Денисов машинально сосчитал: двенадцать. Потом ему все еще слышался звон. Он механически считал дальше: тринадцать, четырнадцать, пятнадцать... Он не слыхал звонка на кухне. По коридору раздались шаги. Вошел Хачатрянц со свечкой. Он приблизился к кровати. Денисов лежал на спине, бледный как мертвец, с открытыми и неподвижно устремленными в потолок глазами.
-- Здрасти! -- сказал Хачатрянц и испугался. -- Ва! Что с тобой такое?
Он поставил свечу на стол, поспешно зажег лампу и, подбежав к Денисову, взял его за руку. Тот слабо ответил на его пожатие и заговорил бессвязно, чуть слышным и дрожащим голосом:
-- Аракел... пошли в аптеку... Я накурился сигар... легкое отравление... Я не мог... мне тяжело было... Она не знала, что делает... Я обожаю ее... Она ушла... Сегодня сочельник... первый день нашего счастья... ее нет... понимаешь, как тяжело...
Хачатрянц начал трясти его за плечи:
-- Чудак!.. Про кого ты говоришь? Неужели про хозяйку?.. Чудак, собственно говоря... брось, что за чепуха!.. Ну, паиграл, -- шахер-махер... брось... глупости все! Авантюристка какая-то, панимаишь?.. Надо делом заниматься... в университет ходить будешь...
Денисов молчал. Каждое слово било его в голову вместе с пульсом, как молот.
-- Однако, -- спохватился Хачатрянц, -- ты не на шутку болен... собственно говоря, собственно говоря... Вера, -- закричал он и, не дожидаясь, пока она придет, побежал в кухню.
Нашатырный спирт и валерьяновые капли освежили и успокоили Денисова. Он сидел у стола напротив Хачатрянца и говорил:
-- Ты вникни, Аракел, ты поймешь, если захочешь... Я знаю, ты не признаешь любви -- до времени... Но я ее полюбил серьезно, окончательно. И вовсе я не играл... Между нами еще ничего не было решительного... Она меня любит и пошла сказать тому человеку, что невеста моя... И вот ее нет; уже час ночи... Господи!
-- Послушай, -- сказал Хачатрянц, -- вот ты увидишь, -- она тешится с тобой, как с мальчиком... Что ты для нее? Если ты даже ей все свои пятьдесят рублей в месяц отдашь, ей не хватит... Ты видел вино, закуски... духи, кофточки всякие... Она привыкла к этому, панимаишь?
-- Боже! Какой ты циник, Аракел! При чем тут деньги, если она меня любит?
-- А почему она не идет домой? -- вызывающе спросил технолог.
В эту минуту раздался звонок. Денисов встал, напряженно прислушиваясь.
-- Вера! -- услыхал он. -- Николай Петрович вернулся?.. Давно?.. Что ты говоришь?.. Болен?.. И Аракел Григорьевич здесь?.. А?.. Неуже-е-ли?..
Тихо отворилась дверь.
-- Можно? -- сказал певучий голос.
Хачатрянц отвечал:
-- Пожалуйста.
Ольга Ивановна медленно подошла к столу.
-- Смотрите, что наделал Николай Петрович, -- сказал технолог, -- я прихожу... смотрю: лежит... думал -- мертвый... нет -- жив... послал за нашатырем... Теперь глядите, на кого похож?..
Ольга Ивановна с тревогой взглянула на Денисова. Он стоял и молча смотрел вниз.
-- Господи! Какие глупости! Что вы, ребенок, что ли?
-- Представьте себе, -- продолжал Хачатрянц, -- выкурил чуть ли не десять сигар -- собственно говоря: сумасшедший!
Денисов взял ее за руку. Она, улыбаясь, смотрела на него и говорила:
-- Вот дитя! Вот дитя!
Денисов нервно сказал:
-- Ольга!
Она вспыхнула. Денисов показал на Хачатрянца:
-- Он знает, я должен был ему сказать.
Ольга Ивановна ласково поглядела на Хачатрянца и засмеялась.
-- Что он вам сказал?
Хачатрянц засуетился и проговорил:
-- Паздравляю, паздравляю... собственно говоря...
-- Ольга! Пойдемте на минутку к вам, мне необходимо высказаться, позвольте...
-- Николай Петрович! Я хочу спать -- лучше завтра.
-- Нет, я вас прошу.
В его голосе слышалась мольба.
Она взяла его под руку и повела к себе.
В ее комнате горела лампада. Она не зажгла больше ничего. Они сели на "тот" диван. Он нагнулся к ней и, тяжело дыша, спросил:
-- Ты у него была все время?
Она спокойно сказала:
-- Да.
От нее пахнуло вином. У него остановилось дыхание. Он подвинулся ближе, взял ее за обе руки повыше локтя и, крепко сжимая, спросил глухим голосом: