Иногда Ольга Ивановна, откинувшись навзничь, притворялась мертвой, опускала руки, которые падали, как плети, склоняла голову набок. Денисов заговаривал с нею, она не отвечала. Он брал ее за руку. Огонь пробегал по его нервам. Она не отнимала руки.
-- Чем вас разбудить? Чем вас разбудить? Проснитесь, -- торопливо говорил Денисов.
Она молчала.
Спускался вечер. Прислуга топила печку. В комнате становилось теплее. Денисов смотрел на мягкий сиреневый капот, на закрытые глаза с длинными ресницами, на обнаженные до локтя руки. Одну из этих нежных и полных рук он держал в своих и гладил. А сердце билось... Кружило голову... Денисов подвигался ближе. Он сжимал ей руку. Она вздрагивала и говорила:
-- Это так больно, что мертвый проснется.
Денисов уже давно забыл о Наташе. Она, не получая от него писем, тоже почти замолчала. Но он не замечал этого, не удивлялся. Воспоминания не тревожили его, совесть не мучила: он весь был поглощен Ольгой Ивановной. Любил ли он ее? Кажется, да. По крайней мере, он думал о ней каждую минуту, интересовался только тем, что касалось ее. Кроме университета, не ходил никуда, сделался рассеян, задумчив... Он не отдавал себе отчет в своем чувстве, он как-то боялся его, не верил. Ему было как-то странно, жутко; главное, он совсем ее не знал -- ни ее жизни, ни прошлого; у ней он никого не встречал. Сама она уходила довольно часто, не всегда ночевала дома.
Должно быть, она ходила на акушерскую практику. Ее труд, по-видимому, хорошо оплачивался. У ней такая славная обстановка. Всегда вино, фрукты, конфеты. Но с кем она знакома? У кого бывает, помимо практики? Денисов ничего не знал и продолжал теряться в догадках.
Он привык просиживать с хозяйкой несколько часов подряд, засыпать и просыпаться с думой о ней, пить вместе чай, обедать, дожидаться сумерек; потом читать ей вслух или заниматься у ней в комнате математикой, когда ее не было дома. Он так полюбил эту жизнь, что на просьбы родителей приехать на праздники отговорился занятиями.
IX.
За два дня до Рождества Денисов проснулся с мыслью, что он не может жить без Ольги. Он видел ее во сне всю ночь, стоял перед ней на коленях, и утром, когда он открыл глаза, его голова закружилась от счастья.
В университете лекций уже не было. Денисов наскоро оделся и пошел к Ольге Ивановне. Хачатрянца, по обыкновению, не было дома. Он пропадал по целым дням; приходил часа на два, сидел с Денисовым и хозяйкой, потешал их своим акцентом и манерами и вновь исчезал.
Ольга Ивановна сидела в чистенькой светло-голубой кофточке, только что умытая, свежая, разгоряченная холодной водой. Она поджидала его. Денисов смутился и оробел от ее пристального взгляда. Он вспомнил свое пробуждение. Целый день он говорил странными полунамеками. За обедом Денисов спросил:
-- Когда вы мне расскажете историю своего замужества?
-- Не нужна она вам, Николай Петрович, это горькая ошибка.
-- Ну, что же -- тем лучше: ведь вы вдова.
-- Не знаю.
-- Как не знаете? Вы говорили...
-- Ну, хорошо: вдова.
Ольга Ивановна перевела разговор на общие темы. Когда стемнело, они опять сидели. Опять Денисов пожимал ее руку и чувствовал сладкое волнение. Ему уже хотелось прямо сказать ей: "Ольга Ивановна! Я вас люблю". Он тысячу раз говорил эти слова мысленно, а когда она полулежала с закрытыми глазами, он почти губами шевелил, уже почти решался.
-- Ольга Ивановна!
Она молчала.
-- Ольга Ивановна! Я вас...
Ее рука слегка дрогнула. Он не посмел докончить.
-- Я вас... разбужу наконец!..
Он потянул ее руку к своим губам. Она вскочила с кресла и крикнула ему в ухо:
-- Что?
Он взял ее за обе руки и стал их сжимать -- все крепче и крепче.
-- Да что вы думаете, Николай Петрович! Что я -- слабее вас?
И Ольга Ивановна начала вырываться. Денисов старался поставить ее на колени. Она ловко изгибалась и терпела пытку. Ее пальцы хрустели. Она поворачивалась к нему боком, и он касался локтем ее плеча. Минутами она была совсем близко от него, дышала ему в лицо, щекотала его своими волосами. Он почти обнимал ее. Вдруг он сделал неосторожное движение. Ольга Ивановна поскользнулась и упала на пол. Она зашибла себе локоть и капризно вскрикнула:
-- Ой, больно!
Денисов помог ей встать. Оба запыхались. Они сели рядом на диване, наискось от печки. Дрова догорели, остались одни крупные уголья. Лампы не было. Через цветы и занавески, с противоположной стороны двора, пробирался красноватый свет, скользил по чему-то блестящему на столе, полз через картины на стене и терялся на обоях. А уголья распадались на части, слегка шипели и искрились. Денисов держал Ольгу Ивановну за локоть и нежно гладил косточку.