Вторая запись приютилась в разделе об умерших, на листе 251 (где в общей сложности упомянуто шесть человек). Она датирована 15 сентября, ей присвоен номер 23. В рубрике «Кто имянно умерли» сказано: «Приходскаго дьячка Якова Иванова сын Павел 2-х м<еся>цов». Чуть правее идёт фраза, которая разделена на два яруса и относится также к другому скончавшемуся в ту пору ребёнку (Михаилу, сыну крестьянина Семёна Шарикова): «Без привития оспы»[89]. А в графе «Какою болезнию» про младенца Павла (и прочих усопших) по вертикали растянуто прописали: «Натуральною». Это означало, что не было ни акта насилия, ни несчастного случая.
Н. И. Куприянова дала весьма убедительное толкование этим текстам, и её аргументы приняты научным сообществом.
«Как будто бы всё правильно. Но вот что странно, — рассуждает Н. И. Куприянова. — Всего в метрической книге, в части первой — о родившихся в 1826 году — 47 записей. Среди них в первой половине года нет записи о рождении сына у приходского дьячка Якова Иванова, того самого, который присутствовал при крещении Павла. Тем не менее двухмесячный сын у него умер. А главное — крестной матерью младенца Павла, родившегося 1 июля 1826 года, являлась только что приехавшая в Болдино Ольга Калашникова.
Это и позволяет предположить, что первая часть, о рождении сына Павла у крестьянина Якова Иванова, и вторая запись — о смерти двухмесячного младенца Павла у дьячка Якова Иванова относятся к ребёнку, рождённому Ольгой Калашниковой. Влиятельный в Болдине Михаил Иванович <Калашников> прикрыл грех дочери фиктивной записью в церковной книге, где мать записана как крёстная, что давало ей официальное право воспитывать ребёнка»[90].
Итак, теперь нам доподлинно известно, когда именно родился сын Александра Пушкина и Ольги Калашниковой и сколько бедняжка прожил: ему было отпущено судьбой ровно два с половиной месяца. К сказанному исследовательницей остаётся, пожалуй, только прибавить, что младенца, покинувшего чрево матери 1 июля, нарекли в честь святого апостола Павла[91]. И ещё: смерть ребёнка могла быть обусловлена самим его рождением — вернее, датой появления «малютки» на свет.
Высокий уровень детской смертности — одна из бед того времени. Причём это беда всеобщая, внесословная: «благородные» люди страдали от неё немногим реже простолюдинов. И те и другие из поколения в поколение принуждены были смиряться и жить по пословице: «Бог дал, Бог и взял». Оттого, наверное, и пишущие о горьком эпизоде биографии Ольги Калашниковой обычно не задаются вопросом, почему она потеряла первенца.
Попробуем всё-таки разобраться в обстоятельствах, приведших к скорбному сентябрьскому финалу. Если исходить из постулата, что беременность, завершившаяся родами 1 июля 1826 года, протекала без каких-либо отклонений от природной нормы, то получается: Ольга Калашникова к моменту отъезда из Михайловского, сиречь в конце апреля — начале мая, пребывала уже «на сносях», то есть на седьмом или даже на восьмом месяце беременности. Она, как говаривали в старину, дохаживала последние дни. Но утаить внешние признаки такого положения от обитателей сельца, и прежде всего от собственных родителей, было невозможно. Да и послание Александра Пушкина князю П. А. Вяземскому с просьбой сладить тайные роды крестьянки в Москве теряло в данном случае всякий смысл. Однако вот загадка: и беременность Ольге удавалось как-то скрывать, и письмо поэт не преминул черкануть и отправить приятелю.
Разрешается головоломка достаточно легко: на рубеже апреля — мая 1826 года срок «чреватости» Ольги Калашниковой был иным — меньшим.
Другими словами, по приезде в село Болдино она родила недоношенного ребёнка. Следовательно, слабого, болезненного; в условиях тогдашнего крестьянского быта — почти обречённого…
На листе с записью о смерти Павла имеется, однако, ещё один столбец — «Где погребены». (Его Н. И. Куприянова не стала исследовать.) В этой графе — опять же вертикально, обобщённо — указано единое место погребения шестерых покойников: «На отведённом кладбище». Данная строка, по всей видимости, ставит точку в многолетней дискуссии о местонахождении могилы сына поэта[92]. Ясно, что младенца Павла, как и всех его соседей по мартирологу, похоронили в болдинском имении Пушкиных, на отводе[93] для кладбища.
(Кстати, согласно местночтимой легенде, впоследствии могилу младенца безуспешно разыскивал граф В. А. Соллогуб, автор «Тарантаса»[94].)
89
В «Летописи жизни и творчества Александра Пушкина», составленной Н. А. Тарховой, приведено, со ссылкой на сообщение С. С. Зимина, некорректное прочтение этой фразы: «От привития оспы»
92
Некоторые краеведы предполагали, что сын Александра Пушкина был похоронен в одном из близлежащих уездных городов — Лукоянове или Сергаче.
94