Внезапный приезд вновь назначенного управляющего стал для большинства селян событием эпохальным, а для одной фамилии — почитай апокалиптическим. Выбил он из колеи и поэта. Установлено, что «в эти дни ритм работы Пушкина нарушается»[199]; вдобавок его одолевает «хандра» (XV, 87–88). Однако скоро Александр Пушкин, отказавшись вникать в склочные подробности переходного периода, вернулся к любимым занятиям. (Чудно́, но факт: в его длинных болдинских письмах жене нет ни единого слова об отрешении Михайлы Калашникова от должности.) Лишь изредка он отвлекался от сочинительства и без вдохновения играл роль верховного арбитра в состязании двух наместников, старого и свежеиспечённого[200].
Иосиф Пеньковский официально вступил в должность 1 ноября 1833 года[201] и по-молодецки взялся за дело: устранил прежнего бурмистра; завёл новенькую памятную тетрадь; досматривал магазины; считал четверти и рубли с копейками; слал депеши и деньги в Петербург; изучал «шнуровые книги»[202] и изобличал упирающегося соперника в упущениях и корыстолюбии. Добавила масла в огонь и поданная «батюшке Александру Сергеивичу» жалоба болдинских крестьян, где было занумеровано 11 смертных грехов Михайлы Иванова (XV, 91–92). Пушкин принял всё это (и прочее) к сведению, выслушал вполслуха и патетические опровержения Калашникова, однако ничью сторону так и не взял и решительного вердикта не вынес. «Я не могу довериться ни Михайле, ни Пеньковскому, ибо знаю первого и не знаю второго», — объяснил он (позднее и по-французски) свою нейтральную позицию в письме П. А. Осиповой (XV, 179, 330). Поэт допускал, что ставленник Сергея Львовича, с виду бравый, может оказаться калифом на час.
Перечить отцу Пушкин не собирался. Но в своих владениях сын Сергея Львовича был вправе распоряжаться единолично. И, пораскинув умом, сверившись с сердцем, он склонился к соломонову решению: перевёл Михайлу Калашникова на «второе положение»[203] и назначил временным управляющим в принадлежащую ему, Александру Пушкину, часть деревни Кистенёво. «Пеньковский, — резюмировал П. Е. Щёголев, — должен был с ним считаться»[204]. При этом горемычный Михайла с домочадцами могли по-прежнему жительствовать в Болдине, в былом достоинстве, а окончательное определение их судьбы откладывалось на будущее.
Помещик, таким образом, de jure провозгласил в Болдине двоевластие, которое de facto являлось паллиативом, отдаляющим крах Калашниковых (но не имения).
«Разбитое корыто» пока было лишь грозной строкой пушкинского черновика.
9 ноября 1833 года поэт оставил унылое Болдино на попечение дуумвирата. Ольге всё-таки удалось попрощаться с Александром Пушкиным и заодно упросить его взять с собой Гаврилу. Чем это для enfant terrible[205] кончилось, уже рассказано.
Глава седьмая
ГОД ПЕЧАЛИ И ВЗДОХОВ
Слезами скорби платишь ты…
Вслед за поэтом в ноябре 1833 года покинули Болдино два других персонажа нашей повести. Павел Степанович Ключарёв, получив от разбогатевшей Ольги крохотное пособие, бросился искать счастья в Москве и застрял там[206]. Михайла же Иванов, пытаясь перезаложить кистенёвских крестьян Александра Пушкина, отправился сначала в Нижний Новгород, а оттуда также в Первопрестольную. «Управитель твой приехал, бумагу выправил, — сообщил П. В. Нащокин приятелю в конце месяца, — а денег опять не дадут…» (XV, 97). К концу второй декады декабря Калашников уже добрался до села, где застал жену Вассу в критическом положении. «Старуха моя <…> так худа толки что жива и ноги распухли до поясницы и всё вдоль идёт что Бог даст не знаем», — собственноручно писал Михайла 19 декабря 1833 года барину Александру Сергеевичу. В том же письме он передал Пушкину поклон от своей дочери (XV, 100).
Потом пришёл год 1834-й, который оказался для Калашниковых по-настоящему чёрным, годиной «печали и вздохов» (Ис., 51, 11).
199
200
В сельской баталии вздумал принять заочное участие и Сергей Львович. «Я написал Александру, который находится в Болдине, — поведал он 21 октября 1833 года О. С. Павлищевой. — Если он прочтёт моё письмо, то, быть может, приложит старания, чтобы эти господа возможно скорее покончили между собой»[Фамильные бумаги-1. С. 184.]. Александр Пушкин что-то ответил родителю 6 ноября
206
1 января 1834 года И. М. Пеньковский сообщил С. Л. Пушкину, что муж Ольги Ключарёвой всё ещё находится в Москве (Летописи ГЛМ. Пушкин. С. 123).