А когда ее осталось совсем мало, заполыхала вдруг усадьба Хильберта, сына Зигбьерна. Боярина Хильберта великий князь Игорь отправил на покой, но пока был жив Зигбьерн, воевода и друг детства самого Олега Вещего, а главное, пока в дружине оставались старшие воины, еще помнившие своего отчаянного воеводу, сына его не трогали. Но Зигбьерн умер полгода назад, Ольга сама поджигала его погребальный костер и горевала на тризне. Игорь тогда где-то блуждал с обновленной дружиной, кого-то примучи-вал из славян, и никто не мешал ни ей, ни осиротевшему сыну проститься с покойным так, как того требовал обычай русов. И вот настал черед Хильберта…
Стража тревожно застучала в щиты рукоятями мечей, загомонила дворня, кто-то уже открывал ворота. «Игорь!…» — с неясной тревогой подумала Ольга, но вместо великого князя дежурный сын боярский ввел в горницу двоих перепуганных донельзя совсем еще маленьких мальчиков в сопровождении изможденного седого старика. Мальчикам явно еще не было и пяти лет, потому что они не прошли обряда пострижения и волны золотистых кудрей достигали плеч.
Войдя, старик рухнул на колени, а дети, прижавшись друг к другу, стояли безмолвно и неподвижно.
— Великая княгиня, спаси внуков Зигбьерна!… — задыхаясь, еле выговорил старик. — Великий князь приказал убить их отца Хильберта, я чудом спас их от его дружинников…
Он говорил с трудом, мучительно тиская грудь. Княгиня еще ничего не успела понять, растерянно глядя на него. И он вынужден был продолжить:
— Я нес их на руках. Спрячь их. Спрячь, именем моего вождя Зигбьерна заклинаю тебя, дочь Олега. Спрячь…
Еле выговорив последние слова, старый дружинник судорожно вздохнул и неожиданно упал ничком, лицом в пол. Кто-то из челяди бросился к нему, а Ольга, наконец-то все сообразив, приказала сыну боярскому идти к выходу и ждать великого князя. А как только он вышел, тотчас же распорядилась спрятать детей в тайной комнате своих покоев.
— Кто-нибудь пусть останется с ними, чтобы не плакали.
Детей увели две немолодые челядинки. И едва они скрылись, как княгиня услышала:
— Он мертв.
— Кто? — не поняла она.
— Старый дружинник. У него не выдержало сердце.
— Если кто-нибудь проговорится о детях… — Ольга вздохнула, строго оглядела всех. — Тело убрать. Похороним, когда уедет… — Она запнулась, поправилась: — Когда уедут дружинники. Скажите всем, чтобы молчали.
Низко поклонившись, челядинцы вышли, забрав с собою тело дружинника. Ольга пометалась, не зная, что еще предпринять, и очень беспокоясь, что князь Игорь станет расспрашивать о детях убитого Хильберта. «Он может меня ударить, — почему-то звучало в ее голове. — Ударить…»
Она не думала о казни, о позоре или заточении. Ее больше всего страшило, что этот ничтожный сын Рюрика осмелится ударить ее. Ее, дочь Вещего Олега…
«Асмус!…»
Это имя мелькнуло вдруг, Ольга не думала о подосланном Кисаном византийце. Мелькнуло, но озарило некую не очень определенную возможность хоть какой-то защиты.
— Асмуса ко мне. Быстро!…
И нашли быстро, и пришел быстро. Остановился у порога, низко поклонился. Молча замер у дверей. Но, каким бы быстрым ни было его появление, Ольга успела сообразить, для чего позвала его и как ей для этого следует поступать.
— Пойди в оружейную и скажи оружейному боярину, что я велела тебе принести меч. Небольшой, мне по руке. Выберешь сам.
Асмус был на редкость проворен, понятлив и исполнителен. Он очень быстро доставил Ольге меч, причем именно тот, который она подразумевала, отдавая наказ: короткий, приспособленный для пешего боя в тесном пространстве. Молча поклонился, молча протянул его княгине.
— Что сказал оружейник?
— Сказал, чтобы я не вздумал цеплять меч к поясу, так как не имею права носить оружие.
Она предполагала именно этот запрет. А потому и повелела волей великой княгини великого княжества:
— На колена!
Асмус опустился на одно колено перед Ольгой.
— Правом и властью, дарованными мне Великим Киевским князем Игорем, я, великая княгиня Ольга, жалую тебя званием русского дворянина с правом постоянного ношения оружия. За эту милость ты и все потомки твои мужеского пола обязаны не щадить здоровья своего, именья своего и живота своего, огнь и меч обращая против врагов Руси до скончания веков ее. — Великая княгиня ударила византийца мечом по плечу. — Встань и пристегни меч к поясу.
— Благодарю, великая княгиня. — Асмус чуть выдвинул меч из ножен и поцеловал лезвие. — До скончания веков.
— Не знаю, почему я верю тебе, Асмус, — озабоченно сказала Ольга и вздохнула. — Может быть, ты обладаешь даром кудесников внушать веру в себя, может быть, ты и впрямь беспредельно искренен и честен пред богами и людьми, а может быть, у меня просто не осталось тех, кому можно доверять до конца. Не знаю, но я верю тебе.
И опять византиец лишь молча поклонился. Со двора вдруг донесся тяжелый грохот мечей.
— Сюда скачет князь Игорь, — быстро проговорила Ольга. — Я спрячу тебя в своих покоях. Сиди тихо, но, если мой супруг ударит меня, ты выйдешь и убьешь его на месте.
— Я убью его, великая княгиня, — хрипло от перехватившего вдруг горло удушья сказал Асмус. — Клянусь всем святым…
Этот невольный, ненаигранный, внезапный хрип из-за спазма в перехваченном от волнения горле убедил великую княгиню в искренности Асмуса больше всех самых торжественных клятв. И она искренне ответила:
— Верю!…
Раздались грохот мечей, бивших в щиты, собачий лай, и в покои заглянул встревоженный сын боярский:
— Всадники, великая княгиня!
— Дружину не пускать в усадьбу Пустить только великого князя с отроками. Собак убрать.
— Будет исполнено, великая княгиня. Боярский сын скрылся за дверью. Ольга в упор посмотрела на Асмуса. В самые зрачки.
— Настал твой час.
Она спрятала его за занавесью н личном покое. Шепнула на прощанье:
— Когда крикну: «Ко мне, дворяне!» — ты выскочишь и меч — в Игоря.
— Я понял тебя, королева русов.
— Меч обнажи заранее, пока их нет.
Со двора донеслись шум, крики. Ольге показалось даже, что она расслышала тяжелый звон скрестившихся мечей. Но потом все смолкло, успокоилось, и уже в доме тупо застучали торопливые мужские шаги.
Как выяснилось позднее, стража строго выполнила наказ великой княгини не пропускать за ворота дружинников. И не пускала вопреки их требовательным крикам, и обе стороны уже схватились за мечи, уже самые нетерпеливые начали схватку, однако Ки-сан, вопреки обыкновению сопровождавший на сей раз Игоря, прекратил начинавшийся бой. И убедил Игоря исполнить все требования княгини Ольги. Поэтому дружина осталась за воротами, в саму усадьбу пропустили только Игоря и Кисана с отроками, и дело закончилось миром.
В покои Ольги князь Игорь вошел не один, как полагалось бы заходить к супруге. Он буквально гнал перед собою безъязыкого истукана, несколько напуганного таким неожиданным оборотом дела, а за ними с явно недовольным лицом (хотя выражение этого лица всегда было творожно-кисловатым) следовал Кисан.
В таком порядке они и ввалились. Безъязыкий остался у входа, Кисан, поклонившись великой княгине с невиданным ею прежде почтением, отошел к занавеси, за которой был спрятан Асмус, а великий князь стал бегать по палате, захлебываясь собственной речью, но не прерываясь ни на секунду:
— Я знаю, знаю, знаю! Все знаю, все понимаю, все вижу отчетливо я собирал зернышки истины, как голодные смердь собирают колоски с убранного господского поля И я собрал. Собрал целый сноп!… Я отмолотил его, провеял зерно, отделив его от половы, и мне осталось т олько смолоть муку. И я испеку первый блин!…