— Пусть твой верный дворянин тайно провезет его во дворец, — осторожно посоветовал Берсень. — Не следует дразнить князя Игоря попусту
Беседа не сложилась, и в этом Ольга обвиняла себя. Это ведь она вытянула из Берсеня признание, что он — тайный христианин, поставив и его, и себя в положение ложное и двусмысленное. Да, их боги — суровые и беспощадные судьи на этом свете, но человек вправе выбрать себе бога — на том. Великая княгиня сама для себя признала это право, заглянув в несчастные, прячущиеся глаза друга детства.
А беспокойство не проходило. И Ольга понимала, что беспокойство души не может пройти, пока с этой душою не побеседует кто-то, кто умеет с нею беседовать.
Ключики к душам людским были в руках христианских священников. И это была сила, которую великий князь не мог ни учесть, ни тем более уничтожить.
Правда, славяне поклоняются богам языческим, и открытая поддержка христианской церкви может их отпугнуть, насторожить, даже заставить перейти в лагерь великого князя. Это маловероятно — уж очень князь Игорь насолил славянам, — но это следует иметь в виду. Куда опаснее частые посещения церкви ею, великой княгиней Ольгой Игорь не остановится и перед открытым христианским погромом.
Она рассказала Асмусу о своих колебаниях.
— Что ты мне посоветуешь, мой дворянин?
— Я привезу священника, великая княгиня. Попрошу его явиться без облачения, но беседовать с тобою он должен как представитель христианской церкви.
— Он должен знать, что ему угрожает, если об этом узнает великий князь.
— Мучения за веру Христову открывают двери рая, великая княгиня.
— Это — слабое утешение, — усмехнулась Ольга. — Что значит беседовать со священником для христианина?
— Твоя душа ничего не должна скрывать, моя королева. Только тогда она очистится и утешится. Это и называется исповедью.
— И нельзя стать христианином, не исповедавшись в грехах?
— Невозможно.
«В каких грехах исповедался Берсень? — подумала вдруг княгиня. — В своих или моих?…» И сказала:
— Я согласна.
Исполнительный и проворный в подобных делах Асмус доставил священника, спокойно провел мимо стражи и спрятал в дальних покоях. Там святой отец облачился в соответствующую его сану одежду и только успел помолиться, как вошла княгиня Ольга.
— Приготовь душу свою для очищения от грехов… — торжественно возгласил священник, отвесив глубокий поклон.
Но великая княгиня властно прервала его:
— Это ты приготовь душу свою, чтобы отвечала на мои вопросы, не лукавя.
— Но твой человек сказал, что ты, великая княгиня, жаждешь…
— Я жажду пророчества. И коли уста твои солгут мне, ты познаешь не Божий ад, а мой. И не после смерти, а сегодня, пока жив.
Обмер священник. Залопотал:
— Помилуй, великая княгиня…
— У Бога своего милости проси. Чтобы ниспослал тебе откровение. Помолись ему об этом мгновении.
Священник рухнул на колени.
«Что?… Что она хочет услышать?… Господи, помоги, Господи, не оставь раба Твоего… Ребенка зачала, князь Игорь сказал это… Чего же боится она? Поздних родов своих?… Нет, нет, не родов, не родов… Слухи, слухи, о них говорил Берсень на исповеди… Но, пока носит, слухи ей не страшны. Пока носит, а потом? Потом, когда родит?… Когда родит, оживут слухи. Оживут, оживут, замечутся… А когда мать родила, без нее уже можно обойтись… Господи мой, благодарю Тебя, благодарю!…»
Поднялся с колен, простер руку:
— Господь мой хранит женщину, зачавшую в любви и согласии, — торжественно начал он. — И тебя Он хранит, великая княгиня, и враг людской не волен свершать зло. Но, когда рождается дитя, злые силы кружат вокруг него, а мать, родившая его, уже начинает мешать этим силам.
— И что же мне делать? — хмуро спросила Ольга. — Не рожать?
— Кормить его грудью своею. Знаю, у знатных русинок это не принято, но, если ты сразу же дашь младенцу свою грудь, злые силы отпрянут от него и от тебя. И корми его два года. Два года, никого не допускай к нему, великая княгиня!…
ГЛАВА 14
В двух сражениях разгромив ясов, Свенельд оттеснил их в ущелья, разорил равнинные аулы и с богатой добычей вернулся в Киевскую землю. Хазары в благодарность за этот поход с восточной пышностью одели его воинов и оградили от разбойных нападений лихих касогов. И дружина Свенельда была избавлена от мелких утомительных стычек.
В одном поприще от собственно киевских земель его встретил Куря. Поздравил с удачей, припал к плечу, а обнимая, шепнул таинственно:
— В моем шатре тебя ждет вестник от великой княгини. И вести он привез добрые, великий воевода.
В роскошно убранном шатре хана Западной орды Свенельда ждал Асмус. С достоинством поклонившись воеводе, сказал:
— Великая княгиня разрешилась от бремени наследником Киевского Великого княжения.
И замолчал. Свенельд молчал тоже, но не торжество, а тревога сейчас царила в его душе. Куря понял их молчание:
— Прими мои поздравления, великий воевода, и позволь отдать повеление о торжественном пире.
И вышел. А молчание осталось.
— Великий князь Игорь признал наследника, — негромко сказал Асмус.
— Назначил кормилиц? — угрюмо спросил воевода.
— Великая княгиня сама будет кормить княжича, — Асмус с трудом сдержал улыбку.
— Нарушив обычаи знатных русов?
— Она объявила, что сама вырастит богатыря и великого воина, — Асмус все же позволил себе улыбку. — Королева русов мудра, великий воевода.
— И великий князь с нею согласился?
— Он далеко не так мудр, как королева русов, воевода.
— Значит, у нее есть два года безопасности, — Свенельд впервые улыбнулся. — И кажется, мне следует по пути в Киев повидать князя Мала.
— Ты прав, великий воевода. — Асмус с почтением поклонился. — К решениям судеб следует готовиться заранее. Если позволишь, я доложу о твоем намерении великой княгине.
— Надо сделать так, чтобы князь Игорь увел свою дружину из Киева.
— Дружина заряжается нравом своего вождя. Великий князь очень обидчив, дружинники — тоже очень обидчивы, а твоя дружина, воевода, изодета куда как изрядно, — сказал византиец. — Киевский народ будет громко восхищаться, а дружинники великого князя — роптать.
— Мне нравится твоя мысль, ромей, — усмехнулся Свенельд. — Поручи разноцветным волкам разогреть этот ропот. Если ропот вскипит, князь Игорь вынужден будет бросить клич о походе на твою родину.
— И вернется с добычей, пограбив болгарские селения?
— Он вернется с половины пути.
Воевода отпахнул полог шатра, повелительно сказав что-то страже. И в шатер вошел Куря.
— Ты звал меня, великий воевода?
— У нас большая к тебе просьба, хан Куря. Если князь Игорь двинет свою дружину на Византию, не давай ему согласия на проход через пороги.
Оставив дружину на подходе к Киевской земле, Све-нельд послал гонца к древлянскому князю Малу и поехал следом к древлянам с двумя верными воинами. Конечно, гонца можно было и не посылать, но воевода хотел повидаться с сыном, а он мог быть где угодно. На охоте, в гостях, на осмотре пограничных рубежей, наконец. И не просто повидаться по-родственному, но и поговорить о предстоящем, потому что общие их дела стремительно приближались к развязке.
Свенельд привык принимать собственные решения, прославился как воевода, первым атакующий противника. В этом было его несомненное достоинство, но в этом достоинстве заключался и некоторый недостаток. Предпочитая наступление обороне, он не склонен был выжидать, предоставляя противнику право на ошибку. Он предпочитал ошибаться сам, исправляя собственные оплошности собственной яростной атакой впереди всей дружины. Не поговорив с княгиней Ольгой, не зная, что творится в Киеве, он уже готовил силки на зверя, который был еще очень далек от тех дебрей, где воевода намеревался расставить свои ловушки.