Это не было следствием опрометчивости, хотя долгое ожидание исполнения родовой мести могло привести и к оплошности. Но Свенельд хорошо знал нрав великого князя. Как всякий слабый духом человек, Игорь во всем усматривал прежде всего уничижение собственного достоинства.
Да, дружина наследует нрав вождя, это Свенельд твердо усвоил по огромному личному опыту. Великий князь был завистлив, значит, и его воины не могли избегнуть этого недостатка. Зависть — женский удел, и женоподобный вождь дружины заражал завистью все свое воинское окружение. Это тлело в их рядах, и нужен был лишь легкий ветерок, чтобы раздуть тлевший трут до пожара.
Вот почему он вспомнил о разноцветных волках в разговоре с умным и хитрым ромеем.
И помчался к древлянскому князю Малу. Так как был убежден, что просчитал все шаги великого князя Игоря. И шаги эти неминуемо вели Игоря в Древлянскую землю.
— Хазары приодели мою дружину и Киев встретит ее кличем восторга, — говорил он князю Малу за доброй чашей медового перевара — Игорь затеет поход на Византию, чтобы отдать своей дружине болгарские окраины на поток и разграбление. А печенежский князь Куря через пороги его не пустит. Скажи мне, князь Мал; хватит у князя Игоря смелости идти в Болгарию, имея за спиной тысячи всадников Западной печенежской орды?
— Он не пойдет в Болгарию, — усмехнулся славянский князь. — Он пойдет в Древлянскую землю. И станет грабить меня, воевода. Ты этого хочешь?
— Да, — сказал Свенельд. — Ты, князь, не дичь. Ты — приманка в западне. Как только князь Игорь сунется в нее, мы захлопнем все выходы.
— А что я скажу его посланцам? Что я воюю с Великим Киевским княжеством?
— А ты скажешь его гонцу, что заплатил дань мне, князь Мал. Князь Игорь сам пожаловал мне это право, так что все будет соблюдено.
— Он спалит Искоростень, — озабоченно вздохнул древлянский князь.
— Я взял богатую добычу на ясах, — сказал Све-нельд. — Половину ее я отдам тебе, вели послать за нею лодки. Часть — малую — вручишь Игорю, а вторую пообещаешь после заключения договора о мире. Мира без согласия дружины не подпишешь, а дружина такого согласия великому князю не даст.
— Почему не даст? Я же буду предлагать добрый выкуп за Искоростень.
— Это уж моя забота, князь Мал. Игорь вернется к тебе без дружины, только с охраной, и ты с моим сыном возьмешь его голыми руками.
— Твои хитрости не для моего ума, воевода, — проворчал древлянский князь. — Чтобы дружинники великого князя отказались взять добычу?… Не-ет, этого и быть не может.
— Князю Игорю важно, чтобы дружинники получили свою долю из его рук, а не из твоих, князь Мал. Чтобы вернуть их преданность, Игорь наступит и на собственную жадность. Готовь лодки. Их приведет тебе Горазд. У него свои счеты с князем Игорем.
Вечером состоялось ставшее уже традиционным невероятное по обильности еды, питья и веселья застолье у князя Мала в честь воеводы Свенельда. А потом отец с сыном увиделись наедине. И на этом свидании Мстише удалось дважды удивить воеводу.
— Прими мои поздравления, отец, — сказал он, едва переступив порог. — Ты скоро, даже очень скоро станешь дедом!
— Благодарю тебя за заботу о моей старости, сын, — улыбнулся Свенельд, обнимая Мстишу. — Знает ли второй дед об этом?
— Мы уже отпировали, — Мстиша был чрезмерно возбужден, как с огорчением приметил воевода. — Но он не знает о второй новости, потому что я поклялся не говорить ему о ней. Только ему. Тебе — разрешено.
— Кем разрешено? — Свенельд был ошарашен не столько новостью, что вскоре станет дедом, сколько взвинченным напором Мстислава.
— Вещим кудесником, — со странной интонацией произнес Мстиша.
— Ты стал верить женским утехам? — с неудовольствием спросил отец.
— Я не искал его, — искренне, даже немного удивленно сказал Мстислав. — И даже не думал об этом. Но он сам нашел меня. Сам!… И сказал…
Мстиша неожиданно замолчал.
— Почему ты замолчал?
— Ты бы тоже замолчал, когда бы услышал его пророчество. Я — услышал и молчал два дня.
— И что же это за пророчество?
Свенельд задал свой вопрос с неприкрытым равнодушием. Он был прежде всего воином, привыкшим во всем полагаться на себя и своих дружинных товарищей. Всякие пророчества и гадания вызывали в его привычной среде только насмешку.
— Великое, — тихо сказал сын.
— Вот даже как?
— Ты напрасно улыбаешься, — в голосе Мстиши звучала обида. — Если бы ты слушал, как он говорил, ты бы поверил тоже.
— Во что?
— Мой сын, а твой внук будет великим богатырем Руси. И прославит в веках наш род.
— В это очень приятно верить, сын. Но… Мстиша предостерегающе поднял руку.
— Подожди, это еще не все пророчество.
— Ну, уж куда больше-то…
Свенельд с трудом сдерживал усмешку. Он щадил сына и отлично помнил, что испытывал сам, когда Всеслава призналась, что ждет ребенка.
— Это — что касается сына. Но он родится вторым. Первой будет девочка. И если я назову ее тем именем, которое мне подсказал кудесник, она… — Мстиша запнулся и закончил шепотом: — Она родит великого князя и великого богатыря.
— И что же это за имя?
— Малфрида, — по-прежнему шепотом сообщил Мстиша.
— Насколько мне известно, в нашем роду не было женщин с таким именем.
— Но мы решили назвать ее именно так.
— А знаешь ли ты, что наш род не имеет права на великое княжение? Мы — потомки бездомного варяга, а не Рюриковичи и не Ольговичи, сын.
— Твою внучку, а мою дочь Малфриду может взять в жены законный наследник Рюрикова Дома.
— Так сказал тебе кудесник?
— Так сказал князь Мал, — с вызовом ответил Мстиша.
Сын свято верил в пророчество какого-то кудесника — а таковых на Руси всегда было с избытком, потому что для славян, придавленных тяжким гнетом разного рода поборов, чудо оставалось единственной надеждой, — и Свенельду это не понравилось. Эта несбыточная, как и все пророчества, мечта путала планы самого воеводы. А эти планы уже начали осуществляться, он сам их готовил со всей дотошностью человека, привыкшего бороться с неожиданностями.
— Мои люди отвезут твою беременную красавицу к княгине Ольге. И пусть девочку, если она и впрямь родится первой, назовут Малфридой, хотя это имя и чуждо слуху как славян, так и русов. И где его только откопал твой кудесник?
— Прости, отец, но так не получится, — виновато сказал Мстиша. — По славянским обычаям женщине полагается родить дома, чтобы его глава поднял ребенка на руках перед старейшинами. Тем более что мой тесть души не чает в своей дочери.
— Ты помнишь о своей клятве?
— Я — славянин, отец, — гордо ответил Мстислав. — Славяне никогда не забывают о своих клятвах.
— Березы для князя Игоря согнешь ты, сын мой. Те березы, на которые укажет тебе Горазд.
Лицо Мстислава потемнело, взрослея на отцовских глазах. Видимо, он что-то слышал о казни князя Рюрика. Но сказал со всей твердостью:
— Для князя Игоря я завяжу узлом рощу берез, отец. Самых гибких и самых стремительных.
Слухи о том, что дружина Свенельда с богатой добычей возвращается в Киев, с невероятной быстротой распространились по всему стольному городу. Киевляне высыпали на площади и улицы, собирались толпами и группами, восторженно орали и столь же восторженно дрались. А княжеских дружинников встречали свистом и насмешками, и они старались на улицах не появляться.
В этом буйном торжестве ясно проглядывал не столько обычный для толпы восторг перед победой, сколько демонстративное пренебрежение к слабому неудачливому князю. И великий князь затворился в дальних покоях.
А великая княгиня гордо торжествовала в своей усадьбе. Князь Игорь провозгласил ее ребенка наследником Великого Киевского Стола, неуклюже приподняв его перед боярами и даже не понимая, что этим признанием он подписывает себе смертный приговор. Однако этот приговор требовал утверждения, а княгиня Ольга пока упорно не давала своего согласия.