Больше таких бетонных зданий с бензиновыми генераторами, электроприводом стальных башен и прочей дорогостоящей ерундой, не строили. Высвободившиеся фонды и средства были пущены на строительство стандартных, упрощенных стационарных огневых точек. За два года было построено около шести тысяч дотов с бетонными метровыми крышами выдерживающими попадание как 152 мм снаряда, так и стокилограммовой авиабомбы.
Для пятидесяти пехотных дивизий прикрывающих западную границу это уже было кое-что. Стационарная огневая точка привязывалась к одному взводу. Ротный опорный пункт состоял из четырех огневых точек, взаимно поддерживающих друг друга перекрестным огнем и находящихся на расстоянии не больше пятисот метров друг от друга. Выстраивались произвольным четырехугольником с учетом условий местности. Учитывая, что каждая огневая точка могла иметь на вооружении противотанковую пушку и один-два ПТР, а к ответному огню была устойчива, подавить такую позицию танковой атакой, было весьма сложно и связано с неприемлемыми потерями. Для защиты от пикирующих бомбардировщиков, ротный опорный пункт планировалось усилить либо крупнокалиберным пулеметом, либо малокалиберной зенитной пушкой.
Выстроены опорные пункты были так, чтоб контролировать и создавать глубокоэшелонированную оборону вдоль существующей сети дорог и направлений, проходимых для грузового транспорта. Территорию бездорожья контролировали части легкой пехоты. Приграничные города готовили к круговой обороне. За спиной опорных соединений размещались бронетанковые дивизии и резерв. На бумаге все выглядело, как запланировано, оставалось удостовериться, что и в натуре не напортачили.
Уже стало доброй традицией, что любая проверка воинских частей их комиссией, начиналась с проверки физического здоровья командного состава всех уровней на соответствие утвержденным нормам. Инженерно-строительные войска, как нестроевые имели несколько более мягкие нормы по сравнению с боевыми частями, но и их нужно сдать. И как обычно, это удавалось не всем. После этого поднимались результаты последней проверки состояния физического здоровья, сравнивались с текущими результатами. Если возникали сомнения в достоверности предыдущих данных и подозрение на необъективность прежней комиссии, органами НКВД проводилась всесторонняя проверка.
Затем комиссия выезжала на местность, где руководство демонстрировало членам комиссии основные объекты своего укрепрайона. Как правило, водило по одному или двум бетонным дворцам с оружейными башнями, электричеством и прочими благами цивилизации построенными в данном укрепрайоне.
В это время Ольга, вооруженная складным метром и геологическим молотком садилась на полуторку, прихватив с собой одного из инженеров-строителей и командира части осуществляющей охрану объектов, методично объезжала все построенные доты данного укрепрайона. Измеряла толщину бетона крыши (обычно над амбразурой вертикальный срез бетонной крышки замаскировать не удается и его просто закрашивают в защитный цвет) и отбивала кусок геологическим молотком (если получалось). Образец заматывала в бумагу с соответствующей пометкой. Впрочем, часто ограничивалась лишь постукиванием. Если качество бетона было очевидным, просто ставила в тетради соответствующую пометку.
Ее теперь, можно сказать, бывший муж, тоже активно в этом участвовал. Доты стоят на пересеченной местности кустами, как минимум, по четыре штуки, а то и по восемь и по двенадцать, вплотную не подъедешь. А так каждому вдвое меньше бегать, проверили, и поехали дальше, к следующему кусту.
То, что ее недолгая семейная жизнь дала трещину, Оля поняла совсем недавно, зимой, когда увидала какими глазами смотрит Виктор на раздатчицу в одной из гарнизонных столовых, а та на него. Увидишь такой взгляд и понимаешь, все что написано про любовь с первого взгляда — святая правда. Но и до того их отношения лучше всего описывались словами: — нашла коса на камень. Виктор, как убежденный домостроевец страдал от лидирующей роли жены, считал свой брак фиктивным и редуцировал свои обязанности до уровня телохранителя. Нечастые приставания жены воспринимал как покушение на личную свободу, забывая, что это осознанная необходимость. Ольга исходила из принципа: — раз ты, падло, в ЗАГС пошел, будь добр не выеживаться, тем более, что никто тебя перерабатываться не заставляет.
Когда они вышли на улицу из той столовой после недолгого обеда, она его спросила:
— Куда ты идешь? — Виктор непонимающе смотрел на нее.
— Как куда? Через пятнадцать минут штабные учения. Сама сказала, что тебе там быть обязательно.
— Мне, да. А тебе там что делать? Ты же тактику не любишь и не знаешь, несмотря на все мои усилия. Возвращайся, познакомься с девушкой и договорись вечером встретиться. Это приказ! Выполняйте!
Он угрюмо смотрел на нее, играя желваками.
— Дать бы тебе по роже… змея очкастая…
— Размечтался. Не очкастая, а очковая, неуч. Встречаемся через два часа в штабе. Доложишь об исполнении.
— Да пошла ты…
Пользуясь отсутствием свидетелей, Ольга воткнула свои твердые, как камень, собранные лодочкой пальцы левой руки ему в печень. Глядя в его расширившиеся зрачки, она тихо прошипела:
— Еще рот откроешь — ногу сломаю. Или две. Я, можно сказать, пытаюсь его сделать счастливым, а он меня посылает. Чему я удивляюсь? Как сказал мудрец — ни одно доброе дело не останется безнаказанным. Лейтенант Степанов! Задание понятно?
— Так точно…
— Выполняйте.
Вечером она инструктировала своего влюбленного по уши мужа, только что проводившего после работы девушку до дому:
— Ты, Витенька, ворон не лови, мы послезавтра в следующую часть перебираемся, а это восемьдесят километров, так что не покатаешься. У вас на завтра что запланировано?
— В кино пойдем… «Дочь Родины» крутить будут…
— Очень подходящая картина. Наверное. Тогда с утра иди в отдел кадров и посмотри ее личное дело. Если в биографии не все гладко, выбрось дурь из головы, иначе погубишь и ее, и себя. Если личное дело в порядке, то после кино, сразу приглашай в номер, радиолу послушать и новые пластинки. А то такая замечательная радиола фрязинского завода простаивает без дела. Непорядок. Как она сюда попала, это же просто невероятно. Их только в прошлом году выпускать начали, дефицит страшный, а тут в какой-то районной гостинице… чудеса нашей системы снабжения. Так вот. Вино приготовь и конфеты. Потом танцы. Танцуешь ты плохо, поэтому сразу начинай рассказывать о своих чувствах. Я тебе короткую речь написала, выучишь на память.
— Татьяна прекрати! Не надо из меня дурака делать! Не лезь, куда тебя не просят! Без тебя разберусь!
— Ты, Витенька, не понимаешь всей сложности стоящей перед нами проблемы. И если ты не хочешь, чтоб твоя Валя в один прекрасный день исчезла из твоей жизни и поехала по комсомольской путевке варить борщ в Дальневосточную армию, то слушайся меня. Может, пронесет. Дурака я из тебя не делаю. Родители твои, трудное детство, а теперь Валя, справились без меня. А помочь я тебе просто обязана, как товарищу по партии и по семейной жизни. Слушай дальше: долго не танцуй, как все рассказал, что написано, начинай целоваться и дефилировать к кровати.
— Чего делать?
— Хватай девку на руки и в кровать неси! Ей с виду двадцать пять, так что отбиваться не будет. А если и будет, то недолго. Чего делать…
— Какое двадцать пять… не больше двадцати… ну ты и двинутая… расскажи кому никто не поверит.
— Вот ты и не рассказывай. Не буди лихо пока тихо. А послезавтра, я сама с ней поговорю, договорюсь, когда она в Москву приедет. Легенда, телефоны, пароли, явки, все как положено. Если Артузов будет спрашивать, ты ничего не знаешь, я сама девку нашла и в столицу притащила, чтоб талант не пропадал. Жить пока втроем будем, а там жизнь покажет… и не спорь со мной. Мы люди военные, ты младший по званию, приказы не обсуждают, а выполняют. Только рожу не криви, мусульмане и с четырьмя бабами живут, не кривятся, так что с двумя как-то управишься. Тем более, я к тебе приставать не буду, разве что сам захочешь.
— Не дождешься…
— А ты не зарекайся.
— Погоди, не уходи, спросить хочу. То, что ты на голову больная, это все знают. Но зачем ты ей и мне помогаешь? Тебе это зачем?