Для их отопления наш Кулибин предложил использовать технологию которую в будущим назовут теплый пол. Но у меня была другая идея. Я решил предложить нашему подрядчику господину Кольцову идею производства металлических радиаторов, которые все называли батареями. Когда они должны появиться и где я не знал, но резонно полагал, что вот-вот и решил это дело ускорить.
Осмотрел я естественно и начавшееся прошлым летом строительство храма. Кондрат сказал, что в планах закончить его следующим летом.
Меня очень поразило положительное отношение наших мужиков ко всем этим новшествам. Матрена даже спросила у меня, а правда ли что и в крестьянских избах тоже все это появится.
В Петербург я возвращался в очень хорошем настроении, положение дел на мызе оказалось лучше ожидаемого, всё сделано на десять баллов из пяти, а на закуску Кондрат мне приготовил целую пачку писем с просьбами разрешить ознакомиться с устройством нашего имения. Среди них было даже письмо из Царского Села. Я правда совершенно не понял, почему всё эти просьбы присылались на мызу, а не в наш питерский дом.
Намеченное «великое переселение» пришлось немного отложить, в моё отсутствие холерный трактат был доложен Государю, он отнесся к моей писанине серьёзно и потребовал меня пред свои светлые очи.
Аудиенция была назначена на следующее утро моего возвращения в Питер. Вечером я еще раз обговорил всё с Матвеем. Он успел обсудить мою писанину со своими коллегами и большинство меня поддержало.
Из рассказа доктор Бакатина я сделал вывод, что одним из главных аргументов было мое предложение о первой скрипке лекарей, а не чиновников, что меня сильно удивило. Я полагал, что на первом месте будет разумность моих предложений.
Кроме императора в кабинете не было никого. Он молча выслушал меня, не задав ни одного вопроса. Я повторил всё написанное мною, сделав акцент на том, что от проведения предложенных мероприятий вреда не будет. О надвигающейся эпидемии холере я говорил как о свершившемся факте. Здесь я немного передернул заявив, что в Англию уже поступают катастрофические донесения с Востока.
— Да, князь, я знаю об этом, — император неожиданно прервал мой монолог. — Мы получили третьего дня донесения из Лондона. А Александр Христофорович письмо от своей сестры. Мало того, приходят тревожные известия из Персии.
Государь взял со стола мой трактат и открыл какое-то специально заложенное место. Еще раз прочитав его, он с ехиднейшим выражением лица спросил.
— А вы я смотрю не очень высокого мнения о господине Закревском? — я знал, что от деятельности свежеиспеченного министра внутренних дел в борьбе с будущей эпидемией будет больше вреда, но не говорить же императору о достоверности своего знания. Поэтому я ответил коротко и ясно.
— Да, Государь, — император звонком вызвал дежурного адьютанта. Мне показалось, что тот не зашел в кабинет, а просто мгновенно материализовался.
— Позовите генерала Бенкендорфа.
Шеф жандармов по видимому ожидал вызова, потому что тут же зашел в кабинет.
— Ваша озабоченность интересами Отечества похвальна, князь. Мы решили эти вопросы передать под патронаж Третьего отделения, — Бенкендорф при этих словах немного даже дернулся, похоже это решение было для него неожиданностью. Николай Павлович почему-то довольно улыбнулся, а затем опять с тем же ехиднейшим выражением спросил.
— Вы, князь, говорят не очень жалуете поляков? Да и они к вам особой любви не испытывают. И моего брата Великого князя Константина тоже не жалуете, — а вот такого поворота беседы я не ожидал, по спине даже холодок пошел.
— А за что православному поляков любить? Они по сто раз присягают и тут же изменяют. С их зверствами никто сравниться не может, начиная с дочерей крестителя Руси князя Владимира и кончая их заслугами в восемьсот двенадцатом году. Недаром наши мужики их сразу же на вилы поднимали, — самым умным было конечно промолчать, но меня внезапно понесло. Я сделал пайзу, что бы перевести и продолжить своё безумное выступление, но император неожиданно засмеялся.
— Нелюбовь к полякам это наверное ваше фамильное, — император внезапно зло прищурился и резко, как ударил спросил.
— Вы были знакомы с графом Белинским?
— Да, Государь. Несколько недель назад он со своими сообщниками пытался убить меня, мою жену и моих людей. Я дрался с ним и племянником его жены. Дрались мы до смерти. Я был ранен, но своих соперников убил.
— Вы дрались с ними по очереди?
— Нет, Государь. Одновременно.
— Граф был отменным фехтовальщиком. Насколько я знаю, он только однажды потерпел неудачу, — государь сделал паузу, вероятно ожидая какой-то реакции от меня.— Это был ваш батюшка, князь Андрей Алексеевич и был он тогда примерно в ваших годах. Господин Шалевич был конечно трусоват, но после вашей дуэли брал уроки фехтования и поговаривают очень преуспел. Как вы, сударь, смогли справиться с ними обоими?
— Месть, Государь, это блюдо, которое надо подавать холодным. И гнев в данном деле плохой советчик, — я справился со своими эмоциями и отвечал уже совершенно спокойно, тем более, что у меня появилась уверенность, что и на этот раз мне всё сойдет с рук.
Николай Павлович заинтересованно посмотрел на меня. Он явно хотел услышать как я это сделал.
— Они слишком спешили, Государь. Особенно господин бывший майор. Я отбросил его в сторону и остался один на один с графом. Он сумел ранить меня в правую руку, но атаковал тоже слишком яростно и мне удалось заколоть его ударом герцога де Невера. Перехватив шпагу в левую руку, я убил майора ударом через плечо в грудь.
Очередная сцена из будущего произведения Николая Васильевича. Молчание и гробовая тишина в кабинете стояли пару минут точно. Было такое впечатление, что Самодержец и его верный слуга потеряли дар речи.
— Вы нам покажите этот знаменитый прием, все о нем слышали, но никто его не видел, — дар речи вернулся к императору дар речи.
— Нет, Государь, я это сделать не могу. Это не моя тайна, кроме меня этим приемом владеет еще один человек.
Такого ответа император совершенно не ожидал и даже на мгновение потерял потерял самообладание. Он покраснел как рак и мне показалось, что сейчас начнет на меня кричать. Но все-таки венценосные особы сделаны немного из другого теста и Николай Павлович быстро справился с собой.
— Смотрите, князь, не заиграйтесь в свое рыцарство и благородство. Вашего батюшку это до добра не довело, — император ухмыльнулся, но на этот раз с какой-то презрительностью. — А княгиню Волконскую вы своей дуэлью так напугали, что она до сих пор подает прошения разрешить за границу уехать. А вы бы, князь, разрешили?
— Скатертью дорога, Государь. Как говорят наши мужики, баба с возу — кобыле легче.
На выходе из дворца меня окликнул незнакомый армейский полковник.
— Ваша светлость, генерал Бенкендорф сегодня вечером ждет вас. Карета за вами приедет ровно в девять.
Никаких плохих предчувствий у меня не было и я вернувшись из Зимнего, распорядился готовиться к отъезду на Пулковскую мызу.
В течении всего дня у меня мелькнула мысль, а не была ли утечка информации от кого-нибудь из моих людей. Но поразмыслив, я это исключил.
Иван Васильевич и Сергей Петрович безотлучно находились дома, они на пару заболели и всё время лежали в постели. Мои мужики тоже были постоянно на глазах и контакты с посторонними были исключены.
Часов в восемь вечера прибыл посыльный от Бенкендорфа, он уточнил, что карета за мной приедет не к девяти, а к десяти.
Через несколько минут ко мне в кабинет пришел Архип.
— Ваша светлость, Иван Васильевич к вам по неотложному делу.
Внешне Иван Васильевич выглядел совершенно здоровым, даже не верилось, что еще вчера он в лежку лежал в постели. Вид у него был очень озабоченный.