Имение было расположено недалеко от дороги Уфа-Стерлитама, на границе двух уездов. Имение представляло деревню на две с небольшим сотни дворов, господа там бывали крайне редко, раз в год, а Соня с братом ни разу. Но имение приносило стабильный доход и никаких проблем там после Пугачевского восстания не было. За имением присматривал местный капитан -исправник за какую-то символическую сумму, десять рублей ассигнациями в год.
Наталья Петровна в свои пятьдесят пять выглядела просто великолепно, женщины всех сословий первой половины 19-ого века в большинстве своем выглядят уже как старухи. Но Сонина бабушка была еще очень даже ничего, старухой её называть язык не поворачивался, вдобавок она была еще очень доброй и энергичной.
Соня была похожа на свою бабушку и глядя на неё у меня мелькнула мысль, что так будет выглядеть моя жена в свои пятьдесят пять.
В Уфе меня ждал большой сюрприз, из Охотска сухопутным путем, прослужив больше десяти на Дальнем Востоке и в Америке, возвращался мой крестный капитан-лейтенант Сергей Федорович Берсеньев со своей женой и двумя детьми.
В Уфу они приехали на неделю раньше, а так как о чрезвычайном происшествии в имении Николая Андреевича все продолжали говорить, то он естественно тоже об этом услышал и решил задержаться до моего приезда.
Светлейший князь Новосильский для губернской Уфы был человек большой и важный и то, что с ним породнился молодой барин Николай Андреевич знала каждая уфимская собака. Так же как и то, что я должен приехать.
Уездное начальство решило пока особого шума не поднимать, следствие конечно велось, но ни шатко, ни валко, то есть на самом деле никак. С подачи губернских властей новый капитан-исправник решил дождаться моего приезда, но когда мой крестный решил осмотреться в имении, то он охотно предоставил ему эту возможность и любезно сопроводил его.
Капитан-лейтенант Берсеньев был мужчина сорока лет, почти весь седой, глядя на него, даже если он был без мундира, можно было безошибочно сказать, что это старый морской волк. Он часто курил трубку или просто держал её в руках и казалось что от него веет каким-то морским духом.
Капитан говорил глухим басом, но был очень немногословным и редко улыбался. Но увидев меня, он заулыбался широкой ребячьей улыбкой и поспешил представиться. Я от неожиданности опешил и у меня даже непроизвольно на мгновение немного отвисла челюсть. Про крестного мне много рассказывала нянюшка, она в нем души не чаяла и очень сожалела когда от уплыл в дальние края.
— Сергей Федорович, вот уж кого не чаял здесь увидеть, — поставив на место свою челюсть проговорил я. — Врать не буду, вас почти не помню, но вы не представляете сколько всего мне о вас рассказывала моя нянюшка. Она вас наверное каждый день вспоминает.
— А вы знаете Алексей Андреевич, мы с женой её тоже часто вспоминаем, особенно когда появляются какие-нибудь проблемы с детьми.
Капитан несколько мгновений помолчал, задумчиво покрутил свою трубку и убрал её в карман.
— В тех краях жить ведь не просто, Елене Ивановне, — я решил, что капитан так называет свою жену, — часто не хватало помощи женских рук. Будь моя воля я бы и дальше остался там, но семье уже было невмоготу.
— И какие ваши дальнейшие планы, если не секрет?
— Если вы не возражаете, помогу вам здесь, а вернувшись в Питер подам с отставку. Деньги у нас есть, мечтаем купить небольшую деревеньку где-нибудь на Волге и жить там остаток дней.
— Помощь вашу приму с благодарностью.
Сергей Федорович возвращался не один, с ним были трое матросов, которые вместе с ним были все эти годы и они тоже рассчитывали на увольнение со службы.
По случайности уездный капитан-исправникбыл в Уфе и мы, не откладывая дело в долгий ящик, тут же поехали в имение Николая Андреевича.
Деревня Петровская на двести дворов была расположена в паре верст от Оренбургскогопочтового тракте из Стерлитамака в Уфу, на берегу небольшой речушки. Кругом было башкирско-татарское население, а эта деревня была чисто русской. Во временаАнны Иоанновны какой-то столичный самодур купил здесь землю и вывел сюда несколько десятков семей из своего имения в Центральной России. Лет через -цать деревня отошла в казну, а потом была пожалована Сониному прадеду
Переселенцы прижились на новом месте, деревня была даже зажиточной и значительно разрослась. С местным населением конфликтов не было, но вот жен мужики брали только из своих, господа в этом отношении своих крестьян не притесняли. Если в жены и брали со стороны, то только православных.
Сонин прадед построил в деревне церковь, но деревня Петровская в село не превратилась, а лет двадцать назад деревянный храм сгорел и построить новый как-то не получилось, уже Сонин дед особо это владение вниманием не жаловал и деревня варилась в собственном соку.
Бурмистра мужики всегда выбирали сами, к этому делу подходили очень ответственно и сей назначенец и их не обижал и у барина не воровал, исправно выплачивая оброк, на котором деревня была с первых же дней.
Во времена Пугачевского бунта деревенские держали нейтралитет и каким-то чудом эта беда их обошла стороной, хотя в этих краях были нешуточные бои. Вот из-за тех событий и случилось происшествие в деревне в результате которого погиб уездный капитан-исправник
В один прекрасный день он приехал в деревню с двумя своими подчиненными и вместе с бурмистром пошел в господский дом. Дом представлял из себя просто большую хорошую избу. Хозяева в деревню больше чем на три-четыре дня не приезжали и этого им было достаточно.
Через несколько минут прогремел взрыв и начался пожар. Господская изба сгорела до тла, погибло шесть человек, капитан-исправник со своими людьми и бурмистр с двумя мужиками. Господская изба стояла особняком и пожар на деревню не перекинулся.
К моему приезду в ситуации уже разобрались и моего участия в следствии не требовалось.
Сергей Федорович со своими морячками быстро разобрались в ситуации и все выяснили. Старые морские волки, а все трое матросов были старше своего капитана, сумели за несколько часов завоевать доверие у деревенских мужиков и они рассказали, что в господской избе во времена Пугачевского бунта было спрятано два бочонка с порохом.
Кто это сделал и зачем уже неизвестно, но об этом в деревне знал только один человек, старый татарин, глава единственной не русской семьи. Перед смертью он рассказал об этом своему единственному сыну, а тот после похорон отца бурмистру.
Бурмистр как законопослушный человек сразу же доложил об этом капитану исправнику и тот тут же приехал. Что произошло в избе естественно не известно, но внезапно прогремел взрыв.
Правду о случившемся знали кроме сына старого татарина еще двое мужиков. Хорошо, что они промолчали, иначе татарскую семью просто вырезали бы. Новому капитану-исправнику Сергей Федорович всё доложил, тот счел следствие законченным, а от меня требовалось решить, что делать с этой татарской семьей: один взрослый мужчина, его мать, жена, младшая пятнадцатилетняя сестра и трое детей, мал мала меньше.
Наталья Петровна уполномочила меня принимать любые решения по своему усмотрению.
Решение у меня созрело мгновенно, от греха подальше забрать эту семью на Нарвскую мызу, там они будут в безопасности и среди своих соплеменников.
Но сначала я решил побеседовать с мужиками знавшими правду.
Два мужика Серафим и Филимон, один богатырь под два метра, а другой на его фоне коротышка, как говорят метр с кепкой, подошли о мне и сняв шапки с достоинством поклонились.
— Так, мужики, у меня к вам вопрос, эту семью можно оставлять в деревне или лучше увезти? — решение я принял, но мне хотелось узнать их мнени.
— Будет, барин, лучше если ты их увезешь от греха подальше. Там мой брат сгорел,— двухметровый Филимон сжал свои пудовые кулаки с такой силой, что они даже затрещали.