Епифан повторил.
— Говори, сука, был генеральным, а потом предом совета директоров…, - Пашка назвал известный на весь мир металлургический комбинат, — Был?!
Епифан не решился соврать на этот раз.
Бывшие земляки бросились к Епифану, однако Пашка задержал их.
— Сначала объясним.
И, обращаясь к Епифану:
— Здесь все — твои жертвы. Этих четверых залило чугуном… А, чё там…
Пашка отпустил сдерживаемых сокамерников. Епифана били ногами и руками, от души. От нестерпимой боли Епифан терял сознание.
— Стойте, — приказал Пашка. — Оставьте мне.
Как мы увидим дальше, у Пашки были свои счёты к бывшему олигарху. Работая ногами, он отделил от туловища Епифана голову, руки, ноги. Епифан уже не чувствовал боли, но странным образом видел со стороны своё разорванное тело. А потом и видеть перестал: это Степан вставил ему в глазки веточки, надёрганные из метёлки.
Вошёл служитель. Усыпив Пашку, он сказал вошедшим следом четверым ангелам:
— В ремонт. Обоих.
В то время, как ангелы собирали в мешок то, что осталось от Епифана, громко заревела сирена.
— К нам прибыл опасный бывший человек, — успокоил служитель остальных.
Завыла другая сирена, громче и другой тональности. Служитель занервничал, быстро вывел ангелов в коридор и запер дверь.
— Вот такой сирены я никогда здесь не слышал, — сказал Степан, — Наверное, случилось чё-нить.
Итак, читатель, ты начал знакомиться с устройством того света. Впереди — много приключений героев повести. Пришло время познакомить тебя с земной жизнью Пашки.
Народная память хранит имена Разина и Пугачева, а вот сопутствующих им правителей мало кто помнит. Скоро забудутся и нынешние, чего уж там об олигархах? Тщетны попытки этого ворья вписать себя в историю, как строителей новой России. Разрушители они, а не строители. Впрочем, жизнь покажет. Maybe, лет через 200 неродившийся ещё археолог откопает остатки древнего сервера и восстановит информацию с его винтов. Maybe, и моя повесть покажется ему интересной…
Глава 4. ПАШКА
Пашка родился в этом городе. Как и его отец с матерью. А вот дед с бабкой жили в деревне, расположенной в глухой тайге в полусотне вёрст от города. Перебраться в город им пришлось, когда стало разливаться рукотворное море, ставшее самым большим в Европе. Дом помогла разобрать, сплавить по большой воде и поставить в городе многочисленная родня. В 80-х все деревянные дома по Детской снесли, чтобы построить на этом месте многоэтажки. И Пашка с родителями перебрался в такую же многоэтажку, став полноценным городским жителем.
Пашкин дед не мог жить без родных мест. Во дворе своего дома за два года он построил шестиметровую деревянную лодку. Поставил в неё шестисильный мотор от кинопередвижки. И от схода льда до ледостава жил в избушке близ своей деревни, приезжая в город несколько раз в месяц за хлебом и привозя домочадцам рыбы — дичи — ягод — грибов. Когда деревяшка сгнила, — уже Пашкин отец купил 5-ю "Казанку", на транец которой повесил 30-сильного "Вихря". "Вихрь" не в пример Л-6 жрал бензина до неприличия много, но позволял дюральке довезти своих пассажиров до берега в ветреную погоду: недостаточно мощный или некстати зачихавший мотор мог просто не вытащить лодку на волну, и тогда гребень волны, с которой лодка только что сошла, обрушивался в неё и заливал (остроскулая глиссирующая дюралька — не деревяшка, которая в такой ситуации лишь отчаянно раскачивалась), об участи пассажиров говорил список погибших на воде, вывешиваемый на лодочной станции, к концу сезона он доходил до десятков.
Пашка сызмальства ездил с отцом, и в четырнадцатилетнем уже возрасте мог провести лодку в свежий ветер по ревущему морю. Управлять пятиметровой лодкой и тем ещё мотором, когда видимость ограничивается сотней метров срываемой ветром с гребней волн пеной, и надо ещё попасть из моря в реку, не проткнув при этом днище одним из многочисленных торчащих из воды деревьев (на дне моря раньше рос лес) — занятие для крепких духом людей, и поездки эти закалили Пашку на всю жизнь.
В располагавшейся в старом доме близ церкви школе Пашка учился, в общем-то, неплохо. Прилегающий к историческому центру города район деревянной застройки, в котором он жил, считался самым шпанистым в городе, драки здесь были обычным явлением, и Пашке часто приходилось кулаками, а то и вырванным из забора колом доказывать своё право на существование, что очень пригодилось ему, когда пришло время служить. В отличники не стремился. Ему больше нравилось бродить по заморским лесам.
В заморских деревнях давно уже никто не жил, неперевезённые дома сгнили, дороги заросли лесом, да и попасть туда можно было только на лодке по бывшим руслам рек, от материка те места отрезаны непроходимыми болотами, образовавшимися после заполнения водохранилища. Редких людей там можно было встретить лишь в пору большой воды — в мае, июне, начале июля. А когда созревали ягоды и грибы, — попасть туда могли лишь те, кто знал извилистые русла старых рек, Пашке эти знания перешли от отца и деда. Надо было петлять по километровой ширины разливу, чуть съехал с русла — оказался на мели. Так что все ягоды и грибы, а также вся дичь, ими кормящаяся, были Пашкиными.