В начале 1980-х вышедшие из-под контроля силы сталкивались глубоко внутри советской экономической системы подобно гигантским тектоническим плитам. Экономический дисбаланс принял сюрреалистический характер. Энергия была дешевой и разбазаривалась. Тонна угля стоила как пачка модных сигарет “Мальборо”. Как ни парадоксально, в самом Госплане система продолжала работать. Найшуль с тревогой наблюдал за тем, как народно-хозяйственные балансы, которые раньше готовились один раз в год, теперь составляли все чаще и чаще, с каким-то остервенением.
Найшуль пришел к выводу, что советская система переживает смертельный кризис. Но он не мог выйти на улицу и закричать об этом. В начале 1980-х такое было невозможно. Вместо этого он уединился в своем личном пространстве, на кухне, с двумя друзьями из Госплана. В1981 году, обычно раз в неделю, они собирались у него на кухне для конфиденциальных бесед о том, что идет не так. Найшуль стал осторожно записывать свои идеи. Его друзья советовали ему быть осмотрительным — он мог попасть в тюрьму. Но Найшуля это не остановило. Его идеи, смелые для того времени, были изложены на страницах книги, вышедшей в самиздате.
“Оставьте все по-старому, — писал он своим читателям в книге “Другая жизнь”, — и вы, да и ваши дети, будете рыскать по магазинам, носить линялую одежду и рвущуюся обувь, стоять десять лет в очереди на квартиру, проклинать ломающийся телевизор или холодильник, жить и работать в разлагающем беспорядке”. Далее Найшуль приводил доводы в пользу таких радикальных изменений, о которых он не осмеливался говорить публично: он хотел создать рыночную экономику с частной собственностью. Он хотел поощрять личную заинтересованность и конкуренцию. Он предложил своим читателям прозорливое описание того, как огромная собственность Советского Союза может быть распределена между миллионами людей в виде частной собственности. Найшуль осмелился написать эти два слова, когда их нельзя было произносить. Он обещал, что после приватизации огромной собственности Советского Союза каждому достанется по кусочку рая. “Владельцем каких предприятий вы хотели бы стать? — спрашивает он в книге. — Если магазина, то какого? Продовольственного? Книжного? Одежды? Радиотоваров? Универмага?” Зарплата удвоится, обещал он, откроются новые магазины и кафе, исчезнут очереди. И не только это. “Окно в Европу”, которое прорубил Петр Великий, вновь откроется, и можно будет путешествовать по свету, знакомиться с иностранцами.
Затем Найшуль сменил тон. Возможно, предположил он, читатель захочет отвлечься от его описания “райской жизни” и пойдет в магазин. “Вы заходите в продовольственный магазин и узнаете, что молока еще нет, мяса давно уже нет, гречки не бывает, хлеб есть, но скоро кончится”.
“Вы хотели купить жене летний сарафан. Красивых сарафанов нет, — писал он. — Почему?”
Отвечая на этот вопрос, он ярко описывает, как советская система стала запутанной и неуправляемой. Чтобы устранить нехватку сарафанов, поясняет он, “директор магазина “Одежда”, обеспокоенный отсутствием красивых сарафанов, обращается на швейную фабрику. Директор швейной фабрики приходит в ужас: “Я оставил наших женщин без сарафанов?” Немедленно отдается приказ шить сарафаны нового фасона из новой яркой ткани. Ее не оказывается, и директор звонит на текстильную фабрику. Директор этой фабрики, узнав, что женщины остались без нарядных сарафанов, тут же принимается разыскивать на просторах Средней Азии улучшенный хлопок, а на просторах химической промышленности СССР — улучшенный краситель. Директор химкомбината, узнав про наших дорогих раздетых женщин, переходит на выпуск новых красок и для этого требует других нефтепродуктов и оборудования”.
Найшуль отметил, что попытка устранить нехватку чего-то одного привела к появлению дефицита во множестве смежных отраслей. “Начнем с того, что швейная фабрика, украсив сарафаны несколькими дополнительными строчками, из-за нехватки рабочих рук стала меньше шить других изделий, — ну, например, парашютов, что привело к перебоям в снабжении авиадесантных войск. На другой фабрике — текстильной — забота о женщинах вышла боком в производстве каких-нибудь полотняных фильтров, в результате чего засорилась небольшая отрасль промышленности, сильно подведя своих заказчиков. Химкомбинат, увлекшись красной краской для сарафанов... недодал красной краски в промышленность пластмасс, и маленький заводик, выпускающий кнопки аварийной остановки машин, стал гнать их зеленым цветом...”