Глава 13. Спасая Бориса Ельцина
В вестибюле гостиницы “Сан Стар Парк Отель” крошечного горнолыжного курорта Давос в швейцарских Альпах лидер российских коммунистов Геннадий Зюганов задержался, чтобы дать очередной автограф. Михаил Бергер, редактор отдела экономики газеты “Известия”, с тревогой наблюдал за тем, как вокруг Зюганова толпились ловившие каждое его слово западные бизнесмены, пожимали руку и с надеждой вглядывались в лицо, возможно, следующего президента России. Зюганов, одержавший в декабре триумфальную победу на парламентских выборах, обменивался любезностями со своими западными почитателями. Он давал около двадцати интервью в день. Он общался с представителями мировой финансовой и политической элиты на ежегодной конференции Всемирного экономического форума, проходившей в течение первой недели февраля 1996 года. Под звон бокалов шампанского и нескончаемые разговоры в кулуарах на проводившейся в переполненном зале пресс-конференции Зюганов затмил в Давосе всех, показав себя наиболее покладистым и мягким из всех коммунистов, уважающим демократию и некоторые формы частной собственности. Лидируя по результатам первых опросов общественного мнения, проведенных в преддверии президентских выборов в России, Зюганов назвал себя “самым мирным человеком на планете” и утверждал, что не будет осуществлять полную деприватизацию. “Мы понимаем, что, если станем снова отбирать заводы, начнется стрельба от Мурманска до Владивостока”, — заявил он.
Бергер, который с самого начала поддерживал близкие отношения с реформаторами, сообщал из Давоса, что Зюганов был в центре внимания западных финансистов. “Складывается впечатление, что Запад уже готов признать его следующим президентом”, — писал Бергер{391}.
Появление Зюганова в Давосе привело к тихой драме, которой суждено было еще раз изменить ход российской истории. Анатолий Чубайс, Борис Березовский, Владимир Гусинский, Михаил Ходорковский и Юрий Лужков присутствовали на конференции и наблюдали за появлением Зюганова с различной степенью тревоги и беспокойства. Они знали его лучше, чем предприниматели, толпившиеся вокруг него в вестибюле гостиницы. Ведомые Березовским, они решили прямо на месте попытаться спасти Бориса Ельцина.
Уволенный Ельциным и неуверенный в собственном будущем Чубайс, приехав в 1996 году в Давос, чувствовал себя одиноко. Его пригласили на Всемирный экономический форум уже в пятый раз, и он был лично знаком со многими из западных промышленных магнатов. Когда-то они связывали с ним главные надежды на проведение реформ в России. Но теперь Чубайс оказался не у дел, а Зюганов был на подъеме. Заискивание перед Зюгановым поразило Чубайса. “Я увидел многих своих добрых знакомых, президентов крупных американских компаний, европейских компаний, которые вились вокруг Зюганова, старались поймать его взгляд, присматривались к нему, — рассказывал он о пребывании в Давосе. — Самые влиятельные бизнесмены планеты, фамилии которых знал весь мир, всем своим видом показывали, что нуждаются в поддержке будущего президента России, потому что каждому было ясно: Зюганов станет будущим президентом России и им нужно было строить отношения с ним. Это потрясло меня!”{392}
Чубайс позвонил в Москву тогдашнему заместителю директора ОРТ Аркадию Евстафьеву, который в первые годы приватизации был его пресс-секретарем и советником. Чубайс попросил его найти программу Коммунистической партии Российской Федерации и тексты заявлений Зюганова, которые Евстафьев быстро отправил факсом в Давос{393}. В заключительный день конференции в Давосе Чубайс устроил пресс-конференцию, на которой уличил Зюганова в “классической коммунистической лжи”, в том, что на Западе он говорил одно, представляя себя умеренным политиком, а в собственной стране — совсем другое. “Есть два Зюганова, один для иностранцев, а другой — для внутреннего употребления”, — сказал Чубайс, зачитывая один из документов коммунистической партии, призывавший к национализации энергетики и банков, к пересмотру итогов приватизации. Если коммунисты вернутся к власти, утверждал Чубайс, они “первым делом отменят свободу печати”. Затем Зюганов “посадит в тюрьму всех своих политических противников”. “Я считаю, — мрачно предупредил он, — что такая политика неизбежно приведет к большому кровопролитию в России”{394}.
Гусинский также был встревожен появлением Зюганова в Давосе. Гусинский помнил, как когда-то в Москве он вел долгие беседы с Зюгановым, убеждая его принять социал-демократическую идеологию, как это сделали другие бывшие коммунисты в Восточной Европе. Он доказывал Зюганову, что если тот выступит просто в роли защитника обездоленных, его будет ждать долгая политическая карьера. “Не надо быть коммунистом, избавьтесь от этого ярлыка, перестаньте кричать о частной собственности, — убеждал Гусинский Зюганова. — Иметь собственность — это нормально, будьте нормальным!”{395}