— Мне тоже предоставлена такая возможность?
— Разумеется. Перед самой твоей смертью я тебя прощу. — Она отводит тяжелую прядь со лба, вид у Веры изможденный, но Геп слишком хорошо ее знает и улавливает крошечную улыбку, проклюнувшуюся под этой фразой, ощущает, что часть ее души не готова уходить и предпочла бы продолжить этот разговор, притом что Вера сильно вспотела под платьем, а один из каблуков ушел в мягкую почву газона. Думал ли он хоть когда-то, что она способна его бросить?
— Ладно, не прощай меня. Просто останься.
Глаза ее увлажняются, и она поднимает руку, чтобы скрыть слезы. При нем она плакала всего три раза в жизни, причем дважды — на этой неделе.
— Я не могу остаться, — говорит она.
— Так скажи мне все как есть.
Вера кивает, и Геп следом за ней идет под одно из раскидистых деревьев на краю газона, подальше от тропинки, по которой гости направляются к своим машинам. Вера прислоняется к стволу, смотрит Гепу в глаза. Геп вдруг ощущает себя так, будто вот-вот откроет двери комнаты, в которой может находиться что угодно — пустой шкаф, больничная палата, голый вакуум. Ему страшно хочется взять жену за руку, как прежде, но он просто ждет.
— Я ухожу от тебя, потому что наконец заметила твой сарказм.
— Что? — С точки зрения Гепа, это бессмыслица, развязка анекдота без анекдота. — Да в кои-то веки у меня сарказм? Раз в год, не чаще.
— Знаешь, когда именно я решила, что смогу тебя полюбить?
Он всю жизнь говорил себе, что дело решила та брошка, с помощью которой Вера поняла, что он любит в ней человека, а не внешнюю оболочку. Он предлагает этот вариант, заранее зная, что ответ неправильный.
— После брошки ты мне понравился, вернее, мне захотелось, чтобы ты мне нравился. А полюбить удалось не сразу. Полюбила я, когда ты приехал за мной на работу: тогда тот беспардонный клиент залез за стойку, а я уронила шейкер.
Геп не помнит этой истории, но признаваться не хочет.
— А почему?
— Я решила, что ты не похож на тех мужчин, с которыми я встречалась раньше. Ты будто бы разобрался в моей жизни. Сказал, что таким красивым женщинам нелегко жить на свете.
Блин, думает Геп. Услышав эту фразу из уст жены, он сразу же все вспоминает.
— И вот в тот День благодарения, когда у меня закрутилось с Марчем, я наконец-то поняла, что эта улыбка, эта особая кривоватая улыбка появляется у тебя как проявление сарказма. Я дошла до этого лишь много лет спустя, потому что сарказм, как ты только что заметил, проявляется у тебя раз в год, не чаще. Мне эта твоя улыбка всегда особенно нравилась, пока я не сообразила, в чем ее истинный смысл, и тут я почувствовала себя полной дурой. Я полюбила тебя в тот момент, когда ты обратился ко мне с сарказмом. А я этого даже не понимала.
— И все же это сущая мелочь в сравнении с годами, которые мы прожили вместе, — возражает Геп. — Как такое может быть?
— Я это мелочью не считаю, но ты совершенно прав, это не единственная причина. Ты знаешь, как я жила до нашей встречи. Преподаватель театрального мастерства в старших классах, два охранных ордера, попытки изнасилования, которые не кончились изнасилованиями благодаря чистой удаче. Все это, по крайней мере отчасти, произошло потому, что я красива. Ты считаешь, что мне благодаря моему личику легко жилось, что именно поэтому мир швырял все подряд, в том числе и тебя, к моим ногам. А значит, ты считаешь, что я сука вопреки тому, что мир был так ко мне добр, а не потому, что он был со мною жесток. Человек, которого ты, по собственному мнению, любишь? Это не я.
— Это ты. — Геп пытается погладить Веру по щеке, но она отстраняется.
— А человек, в которого я влюбилась, не был тобой. Мне невыносимо смотреть, как ты постоянно ставишь чужие потребности выше собственных, а потом мнишь себя лучше всех остальных. Я хочу, чтобы у нас были человеческие отношения, настоящий брак, я не хочу быть предметом, с помощью которого ты укрепляешь свою чертову самооценку. Я давно знала: мне придется уйти, как только сын начнет тебе подражать и видеть меня твоими глазами.
На это Геп морщится, вспомнив, сколько уже раз Пит принимал его сторону в спорах с Верой. «Мамочка плохая».
— А Пит уже идет по твоим стопам, отказывается от собственных желаний. Пока, наверное, из доброты, но он быстро поймет, как таким образом можно манипулировать другими. Как ты этому научился у Юны. — Вера выпрямляется, поправляет ремень сумочки на плече; Геп понимает, что она сейчас уйдет. — Я не могу уважать мужчину, который влюбился в самовлюбленную избалованную дуру, какой ты меня считал. Не могу жить, зная, что такой меня считает и сын.