Первым ее побуждением было подойти к нему, пусть держит ее в объятиях, пока она плачет, а потом, вот так вот использовав, выпихнуть его за дверь. Но она ничего этого не сделала.
— Дети пока спят, — сказала она и взяла сумочку со стола. — Я, может, еще вернусь до ужина.
Она дошла до машины, притом что так с утра и не причесалась. Питер следовал за ней и только после того, как она открыла дверцу, взял ее за руку.
— Нам нужно поговорить.
— Это тебе нужно. А мне нет. И не заставишь.
— Речь не о тебе.
— Значит, о наших детях? Надо же, вспомнил об их интересах. Решил, что им нужно еще парочку — нет, тройку братьев-сестричек? Что они будут счастливы с матерью, которая ненавидит их отца?
— Ты любишь меня так же сильно, как и я тебя, — сказал Питер. — Я это увидел у тебя на лице, когда ты вошла в кухню. Если бы не это, все было бы иначе, но ты меня любишь.
И тогда Юна заплакала. Позволила мужу себя обнять. Разлюбив его, она обретет свободу. Вместо того, чтобы направить дуло на Питера, она направила его на себя. Неважно, что она выберет, брак или развод, — дыры в груди все равно не избежать.
— Но я не смогу тебя простить, — сказала она.
— Знаю, — ответил он. — Но, пожалуйста, позволь мне вернуться домой.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Марч попросил Арло и Арти встретиться с ним у склада; он понятия не имел о существовании этого места до нынешнего утра, когда отец рассказал о нем за завтраком: выяснилось, на складе лежат вещи, которые Марч давно считал утраченными. Он очень тронут, что отец сберег его вещи, вывез из дома после его побега два года назад; Марч был убежден, что мать потребовала бы все распродать. С другой стороны, ему стыдно: кому-то пришлось за него разгребать еще одну кучу грязи.
Склад не отапливается и не просушивается, так что один стул приходится выкинуть сразу — на нем от сырости вырос толстый слой плесени. В Нью-Мексико Марч всю мебель купил в «Уолмарте» и успел подзабыть, что предмет способен вызвать из памяти человека. Тяжелая кровать из вишневого дерева напоминает о Вере. Он так и видит ее стоящей, уже без блузки, перед вишневым туалетным столиком с широким овальным зеркалом. Взрыв отвращения к самому себе при мысли о вчерашнем заставляет его принять решение: спальня теперь будет в другой комнате. Как будто, если просыпаться под другим потолком, Вера останется с Гепом, повысив тем самым его шансы по-прежнему просыпаться в Олимпе.
У Арло повреждена рука, как и почему, он не рассказывает, но перемещать может только лампы и нетяжелые коробки, так что более увесистые вещи в кузов закидывают Марч и Арти. Вторая поездка, обнажается второй слой, Марчу делается еще более странно. Дедушкино кресло-качалка, подаренное матерью, когда он вернулся из армии. Столик с медными трубками вместо ножек, согнутыми под острым углом, красивый, но совсем не вяжущийся со всей остальной мебелью: его сделал для Марча Геп, пока учился в художественной школе. Обеденный сервиз, который они с отцом отыскали на гаражной распродаже, когда однажды в середине дня вдвоем отлынивали от работы.
Когда все перевезено, протерто и отчищено, Арти и Арло — у них у обоих куда больше художественного вкуса — начинают расставлять мебель. Бывшая спальня Марча превращается в комнату для собак — они с подозрительным видом следуют за хозяином, когда он тащит их синий коврик в новое помещение. Марч так радуется всем приметам своей былой жизни, что даже не замечает, что Арти и Арло друг с другом почти не разговаривают. А на прямые вопросы Арти следуют отрывистые ответы.
К середине дня все, от тарелок-кастрюлек до кухонных полотенец, разложено по местам, и они выносят упаковку пива на крыльцо, чтобы отпраздновать новоселье. Марч рассказывает про два последних года своей жизни, они рассказывают о том, что он пропустил: про попытки Арти зарабатывать охотой, недавние гастроли Арло (в этих историях беглый менеджер предстает одновременно и болваном, и злодеем). Дважды-трижды от Арти, один раз от Арло звучит предупреждение, что, если он исчезнет снова, не оставив даже номера телефона, этого не потерпят и не простят. Марч не выносит поучений, но эти посулы отрицают худший сценарий, шебуршащийся на закраине его мозга: что день переезда всего лишь спектакль, его химерическое представление о жизни в Олимпе, которое кто-нибудь скоро благополучно развеет.
Арло пропускает мимо ушей любезный вопрос Арти касательно его следующего альбома. На сей раз Марч подмечает недовольство у нее на лице, видит, как она прикусывает язык. Потом Арти встает, роняет пустую бутылку обратно в картонную упаковку.