— Мам! — Геп стоял в дверях ванной.
Когда она обернулась, вся в крови, он резко побледнел.
— Ничего, малыш. Все пройдет.
Геп указал на пол. За спиной у нее сидел Марч, вытянув ноги прямо перед собой, крепко вцепившись пальцами в коврик. Щека горела от удара о стену, рот все еще был перемазан кровью, мальчик трясся от слез, но не издавал ни звука. Юна знала: нужно взять сына на руки, но вместо этого отвернулась, сполоснула полотенце, вновь прижала к шее и глубоко вздохнула, прежде чем посмотреть на него снова. Геп встал рядом с братом на колени, накрыл его ладонь своей.
Марч посмотрел на Гепа, на мать, потом снова повернулся к брату.
— Мы были у леса. Как мы сюда попали?
В первый момент Юна подумала было, что младший ее врет, но нутром поняла: все гораздо хуже. Марча отвели к врачу, потом к детскому психологу в Хьюстоне. Выяснилось, что он не способен контролировать свой гнев, но это, собственно, и так было понятно. Через год Тея объявила, что ее достало проявлять понимание и она запрещает родителям наказывать их с Гепом, если они будут отбиваться алюминиевой битой для софтбола. Отец пошел на компромисс: наказания не будет, если потом не понадобится вызывать врача.
Питер выбрал собственную тактику: когда требовалось, ходил вокруг сына на цыпочках, Юна же отказывалась потакать его истерикам. Не обращать внимания на плохое поведение — значит отринуть все родительские правила. Чем старше Марч становился, тем реже случались припадки. Однако Юна никогда за это сына не хвалила, хотя всегда ругала за срывы. Его постоянный рефрен: «Но я не помню, как это сделал», как будто это оправдание, оставался неизменным. Впрочем, именно с его помощью Марчу удалось избежать увольнения из армии вследствие нарушения дисциплины, а в итоге был поставлен диагноз — синдром эпизодического нарушения контроля. И все равно трудно было сказать, что думает его семья: что он страдает от тяжкого бремени или что сам он — тяжкое бремя, которое им суждено нести.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Забравшись в джип, Арти с Марчем некоторое время перекладывают охотничье снаряжение, чтобы освободить место для собак. Проезжают мимо Юны — она шагает к выпасу, — но не останавливаются.
— Могло быть и хуже, — комментирует Арти. Руки у нее гудят — она по-прежнему ощущает заскорузлую поверхность деревянного черенка лопаты и вес Марча, которого оторвала от Гепа. Впрочем, об этом она молчит. Никогда ей не нравилось рассказывать Марчу, что именно он пропустил, пока был в отключке: ведь тогда, чего доброго, у него проснется чувство вины.
— Я мог вышибить из тебя дух? — спрашивает Марч.
Арти поворачивается к нему, но он избегает ее взгляда. Собаки повизгивают — машину трясет на ухабах, над ними нависают удочки и мягкие чехлы с ружьями.
— Прости, что тебе пришлось нас разнимать.
— Не в первый раз и не в последний. Судейство — плата за вход, когда я приезжаю к вам, Бриско. Куда едем, командир? — интересуется она.
— Если не собираешься пожизненно работать моим шофером, поехали к торговцу машинами. Устроим трейд-ин.
— Ну-ну.
— А гастролями Арло не ты занимаешься?
— С февраля не занимаюсь. У него прибавилось заявок, как раз когда мне захотелось передохнуть. Арло нашел нового менеджера, настоящего профессионала.
— Недолюбливаешь его?
— Наоборот, сильно ему признательна. Арло, похоже, слегка обиделся, что я сошла с дистанции. Но у этого новенького хорошие связи с площадками, да и пыль в глаза он пускать умеет. Так что выиграли все. Впрочем, месяц назад мне позвонил ударник и пожаловался, что с этим новеньким не так весело пить.
— А ты?
— Наконец-то осуществляю старую задумку: работаю охотничьим гидом. Как выяснилось, при организации гастролей я освоила все необходимые профессии: групповой психотерапевт, специалист по логистике, поставщик и организатор всего, связанного с оборудованием. Зато теперь работаю на воздухе, занимаюсь тем, что мне нравится, а не мотаюсь в тесном фургоне с пьяными придурками.
— Зато твои новые придурки все с ружьями.
Арти смеется. Впервые на охоту она пошла с Питером — тот был счастлив, что хоть кто-то из детей этим заинтересовался. Геп и Тея решительно отказались после первой же охоты на оленя — их возмутило то, что они сочли вопиющей несправедливостью. Марч делал вид, что ему и пробовать-то не хочется, хотя все знали: родители никогда не дадут ему в руки ничего огнестрельного. Арти подозревала, что именно поэтому Марч после школы пошел в армию, а не в колледж: продемонстрировать, что они зря боялись.