— Что же так долго, молодой вы человек? Мы с Цилечкой уже было начали волноваться, — встретил его одессит.
Макс обратил внимание на несколько внушительных дорожных чемоданов, стоящих перед входной дверью. И как бы отвечая на его вопрос, Лев Яковлевич продолжил:
— Мы с моей Цилечкой собрались в Одессу. Сегодня. А точнее уже сейчас, так что вы вернулись очень вовремя. Поможете нам донести эти чемоданы до вокзала.
— Вы поедете на поезде? — спросил его Макс.
— Ах, ну зачем же. Мы доплывем на белоснежном пароходе до Нижнего Новгорода, потом самолетом до самого Черного моря. Ну а там где море, там вечно юная Одесса, мечта любого романтика. Мы едем из-за Цилечки, — понизив голос до шепота сказал одессит, — знали бы вы как она сильно скучает по одесским пирсам. А вернемся мы как раз к закрытию. А может быть и не вернемся, вы знаете, из Одессы так трудно куда-то уезжать. Впрочем, давайте уже присядем на дорожку.
Макс, отозвавшись на приглашение, удобно расположился в красном замшевом кресле. Лев Яковлевич сел на старинной фактуры стул, стоящий перед журнальным столиком, и стал проверять документы.
— Та-акс, ну вроде все на месте, — удовлетворенно отметил одессит, и вновь снизив голос продолжил, — ну и не только из-за Цилечки мы туда едем. Мне должны привезти прессу из Америки, я ее периодически изучаю. В последнее время, на волне успехов нашей страны, там особенно много появилось последователей Бесноватого из Винконсина. Вы ведь таки знаете об этих ужасных поисках красной крамолы, инициированных этим неграмотным бакалейщиком с отбитой на ринге головой? Я обязательно дам вам почитать, — он хотел продолжит еще что-то, но в дверном проеме показалась его супруга, показывая на часы.
— Но я совсем забыл, вы и так из будущего, вам это неинтересно, — с язвительной усмешкой закончил Лев Яковлевич, вставая со стула.
Циля Марковна, увидев Макса пробурчала: «Ах, это опять вы, сколько уже можно вас видеть, у меня будет от вас мигрень» и, демонстративно развернувшись к нему спиной, вышла на лестничную площадку. Макс взял чемоданы, оказавшиеся не такими тяжелыми. Лев Яковлевич аккуратно запер замки и громко постучал в соседнюю дверь. На стук вышел старый мужчина. Отдав ему ключи на хранение, Лев Яковлевич вместе с Максом вышли из дома подошли к такси, которое должно было их довезти до речного вокзала.
Они приехали к Северному речному вокзалу. У причала был пришвартован огромный четырехпалубный пароход дальнего плавания «Климент Ворошилов». На верхней палубе в белоснежной форме стоял капитан, осматривая прибывающих на теплоход пассажиров. На палубе ниже стоял матрос в бескозырке и кричал в рупор, предупреждая что пароход скоро отправляется.
Макс занес чемоданы в каюту Льва Яковлевича.
— Ну что, если вы не улетите к себе в будущее, и если мы успеем вернуться, милости к нам просим к нам в любое время, — пожимая руку Максу в прощальном приветствии произнес одессит.
Циля Марковна пренебрежительно хмыкнула в ответ на такую гостеприимность своего супруга. Макс сошел с трапа, и через некоторое время пароход, издав несколько протяжных гудков, отплыл от причала.
Макс остался один. Если, конечно, не считать тех незнакомых ему людей, слоняющихся по своим делам по пирсу. Осмотревшись, он подошел к красочному объявлению на стенде, приглашающему принять участие в прогулке на теплоходе по Москве-реке.
Недолго думая, Макс взял билет в находящихся неподалеку кассах Мосречфлота и направился к небольшому прогулочному теплоходу.
Взойдя по трапу, он сразу направился на открытую верхнюю палубу. Здесь стояла стойка бармена. Темнокожий бармен, позируя перед пассажирами, показывал чудеса барменского искусства. Под заводные ритмы сальсы, он ловко крутил бутылки, жонглировал шейкерами и показывал разные трюки и фокусы. Улыбаясь белозубой улыбкой, он проворно разливал напитки по треугольным бокалам на высокой ножке и благодарил своих зрителей на испанском языке.
Макс взял один бокал и уселся на одно из удобных кресел, стоявших рядами на палубе. За бортом тихо плескалась вода, и на город медленно надвигалась ночь. С берега доносился веселый смех гуляющих по причалу пар, в прибрежных домах загорались одно за другим окна, а легкий ветерок уносил обжигающий зной дня, принося ему на смену освежающую ночную прохладу. Послышалась команда капитана, приказывающего отдать швартовы, и пароход медленно поплыл в путешествие по Москве-реке.
День третий: Сражения на олимпийских коврах
После ночной прогулки на теплоходе Макс чувствовал себя отдохнувшим и заметно посвежевшим. Сейчас он неспешно шел вдоль набережной, любуясь встречающим новый олимпийский день городом.
По Москве-реке плыли туристические пароходы, где гостям Олимпиады рассказывали об истории Москвы и России. Первые лучи солнца, пробиваясь сквозь каменные джунгли многоэтажек, золотили речные воды. Первые троллейбусы, еще без пассажиров, ехали своими маршрутами по пока еще пустынным улицам. Навстречу Максу попадались редкие прохожие, спешащие по своим делам. Подметальные машины чистили дорожное полотно от грязи, а вслед за ними поливочные машины омывали водой.
Макс шел по набережной, глубоко вдыхая влажный и прохладный воздух. Скоро, в течении часа-двух, этот воздух вновь накалится под лучами жаркого солнца.
Все чаще стали попадаться навстречу прохожие, все больше машин стало появляться на трассе, и все выше всходило солнце, согревая воздух своими теплыми лучами. Какой-то молодой художник расположился с мольбертом у самого края набережной, зарисовывая открывающийся отсюда вид огромную арену Лужников. Макс остановился за спиной молодого живописца, следя за его талантливой кистью и стараясь не отвлекать того своим присутствием.
Вдруг, невдалеке, послышался топот бегущих ног. Одновременно с этим Макса обогнала машина центрального телевидения с операторской камерой, снимающей дорогу.
Макс обернулся. По трассе бежала нестройная разноцветная толпа людей в спортивных костюмах. Завидев Макса, из толпы отделилась девушка-мулатка с черными как смоль волосами, и, подбежав к нему на чистом английском крикнула:
— Бежим Олимпийскую милю! — схватив Макса за руку, она потянула его за собой.
Макс осторожно, стараясь не растянуть непривычные к бегу мышцы резким стартом, медленно побежал вслед за девушкой. Та бежала рядом и беспрестанно тараторя подзадоривала Макса. Вместе с ними Олимпийскую милю бежали несколько десятков человек. В основном здесь бежали американцы, в кепках цветов звездно-полосатого флага. Кроме них здесь были узкоглазые бегуны, вероятно японцы, весело кричащие друг другу что-то на своем непонятном языке. Также, некоторые бегуны держали в руках канадские, французские, турецкие и норвежские флаги.
Это было настоящий забег дружбы — его участники бежали, не стремясь добежать до финиша первыми. Некоторые из них, взявшись за руки вдвоем, втроем, и даже вчетвером, далеко позади, отстав от основной массы, они бежали такой веселой и дружной компанией.
Попадавшихся на пути прохожих криками и жестами бегуны призывали присоединиться к своему забегу, и те, широко улыбаясь, бежали вместе с ними. С каждым пройденным десятком метров группа бегущих росла все больше и больше, пока не превратилась в довольно-таки внушительную массу. Недалеко впереди показалась финишная лента, и кто-то ее уже пересек.
Толпа бегущих остановилась, на всех языках поздравляя друг друга с финишем. Макс глубоко дышал, пытаясь отдышаться, — для него такие нагрузки были отнюдь не привычны.
К нему подошла та самая девушка-мулатка.
— А ты хорошо бежал, — с улыбкой глядя Максу в глаза, она обратилась к нему.
— Ага, спасибо, — ответил он, — а это что было?
— Ты не знаешь? — удивленно приподняла брови девушка. — Это Олимпийская миля дружбы, против бойкота Олимпиады нашими правительствами. Кстати, я Моэма.
Она деликатно протянула Максу руку ладонью вниз. Тот мягко пожал ее, и хотел было представиться, но девушка вдруг резко вырвалась и быстро скрылась в толпе. Макс недоуменно посмотрел ей вслед, поразившись такой резкой переменой, как вдруг почувствовал какой-то предмет у себя на ладони. Это был клочок бумаги, запись на котором гласила: «Моэма Лонкопан, Олимпийская деревня, 20.00».