— Черт, черт! — заорал Коул, смотря то на друзей, то на дом, а потом, схватив Люиса за грудь, стал оттаскивать его от девушки, которая билась в ужасны конвульсиях. — надо бежать, Люис! Давай же, парень! Харли сама нас об этом просит!
— Нет, нет, — обессиленно зашептала Лунн, у которого по всем признаками началась истерика. Я дрожала всем телом, глядя на эту картину, а потом, подбежав к двери и раскрыв её, позвала Коула, который стал тащить своего другом силком. Лунн отбивался, чуть ли не плакал, выкрикивая одно и то же слово, когда Харли Вайт, в последний раз вздрогнув, осела на кровать бездыханно.
Что-то и у меня внутри умерло навеки, а перед глазами всё начинало плыть. Когда балдахин кровати упал прямо на тело Харли Вайт, я завизжала от страха так сильно и громко, что Нотт испуганно посмотрел на меня. Дом тоже начинал умирать, это было видно невооруженном взглядом. Только никто из нас не хотел жить, никто, чёрт возьми. И тогда я вспомнила последние строчки из письма, где говорилось, что Харли никогда не простит их, если они умрут. Я смотрела на Коула, который всеми силами пытался тащить своего друга, на Люиса, который как будто оцепенел, и быстро подбежала к ним, присев на пол и взглянув в серо-зеленые глаза.
— Люис, Харли сказала мне, что никогда не простит тебя, если ты умрешь, — быстро заговорила я, схватив его за руку, заставив посмотреть на меня. — Она никогда-никогда не простит тебя, ты меня слышишь? Живи только ради памяти о ней, ну пожалуйста! Люис! Черт возьми, мы должны выбраться отсюда, ради неё, ради твоей семьи, ради Коула. Пожалуйста, Люис!
Дом затрясся, а черепица потолка осыпалась снегом на наши плечи. Я тяжело дышала, всхлипывая, смазывая горькие слезы по щекам. Все эти чувства были слишком велики для меня, я не могла их терпеть. Только Люис встал, он посмотрела на меня таким взглядом, который и не описать, и не забыть. Лунн бросил мимолетный взгляд на полуразрушенную кровать и поднял меня с пола, схватив за плечи.
— Скорее, — его голос был осевшим и хриплым. Коул истерически засмеялся, глядя на него, а потом, мы все побежали, ощущая, как разрушается под нашими ногами пол. Мы бежали и бежали, спотыкаясь об обломки, пытаясь обходить выступавшие гвозди. Мы неслись так быстро и отчаянно, что постепенно наши силы стали иссякать.
Когда я и Слизеринцы оказались на улице и ничком упали на землю, дом с небывалым грохотом обрушился и превратился в груду камней и деревяшек. Я тяжело дышала, ощущая горечь во рту и медленно теряла сознание, глядя на разрушенное вековое здание. Когда последние силы покинули меня, и я упала на землю, больно стукнувшись головой, я заметила, что небо просветлело. Что солнце встало из-за туч и озарило весь небосвод. И, чёрт возьми, как же это солнце напомнило мне улыбку Харли Вайт…
Комментарий к 4(12). Разрушение
Как же я старалась наделить эту главу небывалыми эмоциями. Я просто выжила их из себя, и да, это предпоследняя глава. Конец уже не за горами. На написание данной главы меня вдохновил рассказ великого и неповторимого писателя Э.А.По “Падение дома Ашеров”.
Было бы интересно прочесть Ваши отзывы :)
А, еще я добавила в “комментарий автора” мои ассоциации с персонажами. Можете посмотреть, если хочется)
========== 5(13). Конец ==========
Четыре года спустя
***
Стоял жаркий, удушливый август, который выжимал все соки и энергию, будто бы невербально приказывая людям отдыхать. За окном уже давно наступила ночь, усеянная тысячью звёзд, одинокая полная луна еле-еле светила из-за облаков. Я внимательно вглядывалась в небо, попутно укачивая сына на руках, и дрожала, как осиновый лист, потому что Джеймс всё никак не возвращался с очередного задания, а страх, такой привычный и родной, вновь окутал мои думы. Я стояла и смотрела в окно, обдумывая причины, по которым он мог бы задержаться, как почувствовала, что Гарри зашевелился. Я внимательно посмотрела на него. Сыночек рос неспокойным и шебутным, постоянно просыпался и подолгу не мог уснуть. В такие моменты ему помогало только одно — сказка или история, от мерных звуков которой он тотчас засыпал.
— Сказочку хочешь, Гарри? — малыш сонно приоткрыл глазки, будто бы стараясь мне что-то передать своим взглядом, я нервно улыбнулась, пытаясь отделаться от тревожного чувства в груди, и медленно стала говорить. — Далеко отсюда, там, куда обычным людям прохода нет, а волшебники и не думают заявляться, стоял один дом. Необычный, мрачный дом, пугающий всех одним своим видом, охраняемый так тщательно, что ни один живой человек толком не знал, что же там живет. Этот дом принадлежал коварной и жестокой семье, в один момент почти что полностью вымершей. И единственной наследницей на всем белом свете осталась… — я вздрогнула всем телом, боязно посмотрев на малыша, который уже постепенно начал засыпать, а потом почувствовала, как теплые слезы медленно стали стекать. — И…единственной… Последней наследницей была Харли Вайт, человек, которому никогда не суждено умереть.
Я почувствовала знакомую боль в груди, из-за чего предусмотрительно положила Гарри в колыбельную, и схватилась за сердце. Мне было больно, и эта боль грозилась остаться со мной навсегда. Лето 77 года навсегда останется в памяти, не выветрится и не исчезнет. В тот день, когда мы втроём потеряли сознание, нас нашли остальные. Как только всё выяснилось, Дамблдор навсегда отменил магические олимпиады, а дом, поломанный в щепки, был уничтожен отрядом авровов, посланных туда. Коул и Люис исчезли из моей жизни так же стремительно, как и появились, и только спустя два года, когда я всё-таки призналась в чувствах Джеймсу, и мы стали парой, я получила потрепанное письмо.
Тяжелый вздох сорвался с губ, а ноги сами потащили меня к шкафу, где надежно было запрятано предсмертное письмо Харли Вайт, которое она передала мне через Коула. А потом я так же резко остановилась, вздрогнув.
Я ссутулилась, посмотрев на свою левую ладонь, где громоздился глубокий шрам, и тяжело вздохнула, ощущая летний прохладный ветерок.
Я бросила мимолетный взгляд на книжку Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», ощутив прилив небывалой горечи и пустоты.
И тогда я подумала лишь об одном:
В самом деле, возвращаться в прошлое не стоит.
Никогда.
Ни к кому.
Ни за что.
***
Дорогая Лили Эванс. Я пишу это письмо, в надежде, что ты всё-таки решилась погрузиться в эту историю полностью, ощутить её нутром и попытаться начать жить. Я смотрела на тебя, смотрела и удивлялась, почему ты такая хмурая, почему не радуешься совсем ничему, и поняла — ты просто такая. Вот знаешь, иногда смотришь на человека, пытаешься понять его поведение, а потом попросту додумываешься, что этот человек просто такой. И это начинает нравиться, начинает постепенно привлекать, манить, если тебе будет понятней. Знаешь, я бы никогда не променяла это сумбурное лето на долгую жизнь, потом что… Ну зачем мне бессмысленно прожитые бесчисленные дни, если есть две недели, в который так много жизни и понимания, что хочется раствориться в них.
Лили, мой дорогой и честный друг, возвращаться назад — плохая примета, хотя я сама делала это ещё до начала всех своих ошибок; ошибок, уже во многом определивших дальнейшие события. Возвращаться не стоит, поэтому, когда меня не станет, не ищи встречи с моим прошлым. Не ищи никого из нас. Строй свою судьбу, иди наперекор, не будь такой же слабой, как и я. Спасибо тебе за эти дни. Спасибо за бесценное общение, время, спасибо за всё. Ты никогда не поверишь, насколько сильно запала в мою душу твоя вера в то, что я смогу жить. Мерлин, мне бы так хотелось тоже верить в это. Хочется.
Никогда не думала, что всё и так закончится; я исчезну из жизни полностью, а ты, кажется, истлела в ней уже давно. Никогда. Но тем и интересна наша история. Главное помни, девяносто процентов успеха книги зависит от пролога. Так начни свою жизнь с хорошо, ведь ничто никогда не предвещает беды.
Твоя Харли Вайт Констанция.