Бедный Айк. Сперва — Купер, теперь — Кейта, обыкновенный африканский сержант полиции и отец восемнадцати или девятнадцати детей. Благородный дикарь, примитивный и чистый, не имеющий машины, бегавший всю свою жизнь просто для того, чтобы попасть из одного места в другое. Он улучшил рекорд на секунду с четвертью, и у Айка есть лишь несколько недель до окончания сезона, чтобы вернуть себе рекорд, а нет — придётся мучиться всю зиму. Едва ли он вернёт его в этом году. Он сейчас не в той форме и знает это. 3.54,8‑его лучшее время за сезон, и он проиграл на двух соревнованиях, в Англии и в Швеции.
Айк снова утратил радость от самого бега, словно цирковой конь, скачущий по кругу, великолепный, с плюмажем, но движимый жестокой волей мягкого дрессировщика — Курта.
Нельзя сказать, что виноват во всём Курт. Больше виноват ребёнок — этого можно было ждать. Ведь сейчас её чувства раздвоены, и он не может этого перенести. Теперь в их семье новая ситуация — материнство, которое на него не распространяется. А Джил в материнстве со своим красивыми, серьёзными глазами прямо цветёт.
Когда у нас нет соревнований, он всё время проводит в Нюрнберге, где к его услугам всё: Курт, его валькирия, постоянное внимание. Не знаю, долго ли Джил будет это терпеть.
Айк уговорил меня снова тренироваться с ним, — несомненно, за неимением лучшего. Как–то в начале лета он позвонил и застенчиво спросил: «Алан, почему ты больше не ходишь в «Кристал–палас?» Он не хуже меня знал, почему я туда не хожу, но говорил так просительно, что я согласился тренироваться вместе.
Он очень жалел себя: «Иногда появляется желание всё бросить». А я ответил: «Такое бывает с каждым бегуном».
Круг — передышка, ещё круг — ещё передышка. Потом он спросил: «И так каждый день — тебе бы это понравилось?» Я ответил: «Я бы это возненавидел». «С ним там, в Нюрнберге, тоже не сахар, а уж когда совсем один…» — и добавил: — «особенно когда люди, на которых раньше мог опереться, тебе больше не помогают».
Пожалуй, если Сэм играет роль пророка, Айк заслужил право называться мучеником. Иногда перед глазами встаёт занятная картина: Айк, распятый на стрелках секундомера.
И вот… Кейта.
Мы с Айком тренировались, когда стало известно о новом рекорде. Айк сказал: «Сначала один, а теперь, чёрт возьми, другой объявился. Как голова Гидры. А Курт, — добавил он, — не может достать его время по кругам. У них там и рекорды толком не регистрируются. — В голосе звучало отчаяние, почти что слёзы. — В этом чёртовом Тунисе».
Я посочувствовал. Неизвестного противника всегда боишься больше.
Теперь мне приходится играть новую роль — я уже не посредник, а утешитель, прежде это была её функция. Я подаю голос, когда ему нужно, но не даю советов, потому что он нуждается не в них, только в утешении. Я бы дал ему совет — уходи из спорта! — но как раз такой совет ему не нужен. Когда он не жалуется на Джил, то говорит о Кейте в уничижительном тоне: «Где и что он выиграл? На Олимпиаде всё по–другому». Это верно. «Ничто не заменит участия в ней».
Ну, может, кое–что и заменит: истый талант и темперамент туземца. Возможно, Кейта обладает тем и другим. Неграмотный полицейский из отсталой страны — да у него масса преимуществ. Там человек не подвержен бесчисленным давлениям: со стороны прессы, выпытывающих микрофонов, телевизионных камер. Впрочем, я видел его по телевидению, Айк тоже. Он высок, строен и двигается как бог. Сразу заметно — никто его не учил. Кажется, что он просто скользит без всяких усилий, без напряжения и, значит, свободен от всяких комплексов, связанных с назойливой теорией.
У него, кстати, есть тренер, какой–то англичанин, с виду вполне скромный и разумный, эдакий окружной уполномоченный, любящий туземцев. Нет сомнений, какой–нибудь американский колледж скоро поймает его на крючок — да и Кейту тоже — и превратит в очередного учёного мужа от спорта.
Айк сказал: «Хорошо двигается, правда? — и добавил: — С виду не сильный».
В общепринятом смысле слова — да, но я уверен, что он силён. Нам всегда подавай внешние и очевидные признаки силы, мы не думаем о жизнестойкости, о форме, какую обретает сила в эволюции. Какой силой обладает птица? Или рыба? Лучше ли плавал бы осётр, если бы тренировался в подъёме тяжестей? Кейта — результат эволюции поколения людей, привыкших ходить и бегать.
Итак, бедняга Айк волнуется из–за Кейта, а Кейта, я уверен, вовсе не волнуется из–за Айка. Он, возможно, о нём и не слышал.