— Рваф! — весело гавкнул огромный сабокен, и на щеке возникло странное ощущение.
Словно по лицо волозили мокрой шваброй. Ну или огромным шершавым языком.
Я медленно открыл правый глаз и с удивлением уставился наверх. На пса. Тот лизнул меня еще раз и, виляя хвостом как пропеллером, широко раскрыл огромную пасть и зевнул. После чего потянулся всем телом и плюхнулся на пол. На пол, это в смысле на мою грудь, которую неслабо так сдавило от тяжести.
— Может, слезешь? — с легким хрипом предложил я.
Пес сладко зевнул еще раз и закрыл веки. Хвостом вилять, впрочем, не перестал. Да и глаза он прикрыл только на одной голове, остальные две радостно смотрели на меня с двух сторон и изредка довольно гавкали.
Я застонал и опустил затылок на холодный мрамор плит.
Боже, куда я попал?
— Церби просто так играет, — слегка виновато пробормотал Аид. — Сам понимаешь, живые в царстве мертвых — большая редкость.
Из моей груди вырвался тяжкий вздох.
— Церби.
Пес тявкнул, приподнял левое веко и хитро на меня посмотрел. Хвост застучал по полу. Туда-сюда, туда-сюда, у меня аж в глазах зарябило.
— Будь добр, — На голове ярко вспыхнул алый с оранжевым Символ, заставивший пса испугано зажмуриться. — Слезь с меня.
В этот раз Цербер послушался и с недовольным фырканьем отошел в сторону, что позволило мне подняться на ноги. Впрочем, уже через секунду все три лохматые головы уткнулись мне прямо в бок.
— Да, да. Я не сержусь. Ты хорошая псина.
Я почесал его за ухом.
Цербер радостно взвизгнул, бухнулся на пол, резко перекатился на спину и высунув язык, уставился на меня одиноком умоляющим взглядом. Он даже лапой несколько раз в меня ткнул.
Дескать давай. Чего тянешь.
И действительно. Чего тяну?
Я вздохнул еще раз, присел на корточки и принялся почесывать огромное шершавое пузо. В ответ Цербер счастливо закатил глаза и подрыгал ушами из стороны в сторону.
— А ты ему понравился, — тепло улыбнулся бог и сам потрепал собаку по мохнатой холке. — Обычно он гостей не любит.
В последний раз почесав Церберу животик, я медленно поднялся на ноги и взглянул отцу прямо в глаза.
— Только я не в гости. Я пришел забрать маму.
Взгляд Аида ударил холодом. Широкая довольная улыбка пропала, оставив лишь спокойное, даже бесстрастное лицо. Если бы не легкий ветер, трепавший волосы отца из стороны в сторону, бога можно было принять за каменную статую.
— Ты знаешь, кто я, Адриан? — наконец спросил он.
Я поморщился.
— У меня нет времени играть в загадки.
— Я хранитель порядка, — словно не услышав, сам ответил он. — Я Власть. Мое решение — закон. Моя слово — нерушимо.
Я молча ждал продолжения. И оно не заставило себя ждать.
— Миллионы просили у меня вернуть любимых, сын. Миллионы. И я отказал каждому. Каждому до единого! Так почему я должен слушать тебя?
Голос бога изменился. Ровный, даже сдержанный в начале, теперь он напоминал раскаты грома. В углах помещения зашевелись неяркие тени, а факелы тухли один за другим. В зале заметно похолодало.
Вспышка!
Железная корона на голове Аида полыхнула алым с примесью оранжевого. Бог потяжелел и словно бы прибавил в росте. Теперь в нем с легкостью можно угадать три, нет даже четыре метра.
Он нависал надо мной как огромная, нерушимая скала. Такая же безразличная и холодная.
Цербер жалобно заскулил и, поджав хвост, шмыгнул мне за спину. Но отец не отреагировал. Все его внимание, весь взгляд его жутких, ярко-красных инфернальных глаз сосредоточился всего на одном человеке.
На мне.
— Так скажи мне, Адриан? — прогрохотал он. — Ради чего мне спорить со вселенной? Ради чего мне выполнять твою просьбу? Потому что ты мой сын? Ты на это рассчитывал?
Зря он это сказал. Теперь уже на моей голове расцвет алый венок.
И я начал действовать.
Бац!
Мощный лоукик по ноге заставил Аида согнуться. Больше от недоумения, чем от боли, но какая мне разница? Теперь я мог его достать.
— Что ты…
Поздно!
Я ухватил его за край хитона и притянул к себе. Он попытался среагировать, дернуться в сторону, но я оказался быстрее. Отвел голову назад и… Со всей дури врезал лбом в переносицу!
Голова Аида задралась назад. Сам же бог отступил на пару шагов к стене, мгновенно возвращая себе обычный рост и комплекцию. Он потрогал место удара, размял шею и задумчиво пробормотал: