Хозяева дома – пожилая норвежская чета, которые на время Игр освободили для гостей большую часть дома, а сами перебрались в подвальный этаж, взирали на все это с уважением: на севере Норвегии умеют ценить обстоятельность быта.
Одна из главных проблем заключалась для меня в том, что добираться до основного пресс-центра Игр от расположенной на вершине горы деревушки, где поселились русские туристы, приходилось более часа. Причем половину этого времени занимал пеший спуск к ближайшему шоссе, где возле олимпийского хоккейного катка несколько раз в день останавливался бесплатный автобус для аккредитованной прессы.
Наутро после пробуждения я помчалась туда вприпрыжку. До обеда промаялась с разного рода организационными делами: получила аккредитацию, встретила старых друзей-журналистов, обзавелась кучей новых знакомств, набрала множество каких-то журналов, пресс-релизов и прочей полезной информации в виде транспортных и тренировочных расписаний. С учетом того, что соревнования по фигурному катанию проводились в Хамаре, ехать, как выяснилось, нужно было с пересадкой, а общее время в пути составляло порядка трех часов, опаздывать на транспортные узлы не следовало ни в коем случае.
Ближе к вечеру я заторопилась обратно в свою деревню. На последнем автобусе добралась до уже знакомой хоккейной коробки и, обогнув ее, начала подниматься в гору по натоптанной широкой тропе.
Спустя полчаса в сумерках начали зажигаться окна заснеженных домиков. Еще через несколько минут я обнаружила, что огнями уже усеян весь склон. Именно в этот момент, кляня себя за идиотизм, я отчетливо поняла, что продолжаю карабкаться вверх, не имея на самом деле ни малейшего понятия, как называется моя деревня и в каком направлении двигаться дальше.
Прошел еще час, а может, и больше. Рюкзак, в котором помимо компьютера лежали несколько килограммов набранных в пресс-центре бумаг, давил на спину, как каменная плита. Попытка замедлить шаг обернулась тем, что я тут же дико замерзла, поскольку пуховая куртка изнутри уже успела как следует промокнуть от пота. От ветра по щекам непроизвольно текли слезы, которые тут же приходилось вытирать обледеневшей варежкой, чтобы щеки не покрывались коркой льда.
Еще через какое-то время я все-таки остановилась. Сползла в ближайший сугроб (постучаться в какой-то из нереально красивых и оттого необитаемых с виду домиков мне даже не пришло в голову) и беззвучно заплакала, понимая, что мне уже все равно…
Именно в этот момент двери дома, который располагался метрах в ста от моего сугроба, распахнулись, и оттуда с характерным гиканьем на слегка освещенное крыльцо вывалились три здоровенных мужика в спортивных костюмах. Зачерпывая снег горстями, они принялись кидаться им друг в друга, сопровождая свои действия до боли знакомыми русскими словечками. Я из последних сил заставила себя подняться и выбраться на дорогу.
– Ребята!
– О, гляньте, мужики, баба!!! Точно – баба!
– Ребятки, миленькие, какое счастье, что вы на улицу-то вышли!
Ответом мне была повисшая над склоном на несколько секунд мертвая тишина и обескураженно-сдавленный голос кого-то из живописной троицы:
– Оп-ля… она, кажется, русская…
Спасителями оказались хоккеисты из нашей же многочисленной ветеранской делегации. В отличие от меня, они за минувший день успели ознакомиться с местностью достаточно надежно, чтобы в пять минут доставить меня по нужному адресу.
Слава Богу, до первой передачи материалов в редакцию был трехдневный запас времени. Два дня я честно глотала слезы в пресс-центре, безуспешно пытаясь оживить черный ящик. Потом вдруг получилось. Все, кроме передачи. Промаявшись полтора часа у телефона, я совсем уж было собиралась зареветь по новой, непроизвольно отметив при этом, что рыдания по любому поводу от собственной беспомощности уже начинают превращаться в привычку, как вдруг услышала иностранную речь: «Эй! А почему ты не вставишь телефонную карточку в аппарат? Тебе одолжить?»
Столько, сколько в Лиллехаммере, я больше не писала никогда в жизни. Молотила по клавишам при любой возможности – в автобусе, столовой, на трибуне. И отправляла, отправляла, отправляла. По утрам, когда в пресс-центре раздавался дежурный звонок из «СЭ» и голос главного редактора произносил вместо приветствия: «Ну ты даешь!..» – я понимала: в благодарность за предоставленную мне возможность увидеть Игры своими глазами я готова свернуть горы.
Глава 2. Люба, братцы! Люба!
В день старта гонщиц на самой короткой лыжной дистанции – классических пяти километрах меня чуть свет разбудила Рая Сметанина: