— А сколько это? — перетрусил сразу же Гусь.
— Три пятьдесят пять…
— С трех тридцати сразу три пятьдесят пять? — ужаснулся Гусь.
— Не сразу, а постепенно… — сказал Гена. — У тебя, старик, действительно перспективные ноги… Ну, начинай… Разомнись еще немножко…
Гусь с готовностью побежал по кругу. Гена отошел в сторонку, чтобы сесть в тени и посмотреть, как Гусь бежит. И на траве, рядом с брюками и рубашкой увидел… открытку с Незнакомкой. Сердце его горячо стукнуло. Он поднял открытку.
Внизу было написано чертежным шрифтом: «Таинственная незнакомка»…
Они расстались с Гусем за стадионом — Гусь торопился к своему дяде Жене на корабль. У магазина «Хозяйствен^ ные товары» Гена столкнулся с Леной — она несла в сумке новую веревку.
— Привет! — сказал Ларионов.
— Здравствуй… — ответила Лена, замедляя шаг. — Чего это ты такой сегодня скучный?
— Ни капельки… — скучно улыбнулся Ларионов.
— А-а-а… — протянула Лена.
Они с полквартала прошли молча. Печально постукивал Генин шест.
А через неделю отборочные соревнования… — сказала Лена.
— Отборочные? Уже? — встрепенулся Гена.
— Тебе-то чего волноваться? Кворум тебя от наших отборочных освободил. Вне конкурса…
— Вот еще! — возмутился Гена. — Я как все… Как все!
— Хорошо… — Лена пожала плечами. — Сам знаешь — твое слово для нас закон… Мы знаем уже, что победа будет за нами… Ты же Ларионов!
— Ну, вот — заладили…
— Взгляни, какие облака… — как-то особенно возвышенно сказала Лена. — «Тучки небесные, вечные странники…» Кучевые облака.
А в небе не было никаких облаков. В небе был бумажный змей — пожалуй, величиной с простыню, хотя на такой высоте он особенно большим не выглядел. Зато можно было прочесть наискось написанное слово: «Ларионов».
Даже не подняв головы, Ларионов рассеянно ответил:
— Да… Очень кучевые облака…
Лена беспомощно вздохнула. Они проходили мимо Дворца пионеров. Там во всю огромную ширину окна расположились на синей бумаге самые разные корабли. Военные и невоенные, целая выставка макетов. На флагмане торгового флота золотыми буквами название «Ларионов». На нефтеналивном танкере красными буквами — «Ларионов», на крейсере тоже — «Ларионов». И на борту рыбачьего сейнера — «Ларионов». Хорошо поработала среди ребят своего кружка Зинка из пятого подъезда!
— Взгляни, какие корабли… — сказала Лена, — какие необычные корабли…
Гена только взглядом скользнул, не читая названий, и, снова глядя себе под ноги, согласился:
— Да, корабли очень необычные…
Снова вздохнув, Лена повела его дальше. Шли они теневой стороной улицы, но все равно было жарко. Гена вынул из кармана платок, чтобы вытереть потный лоб… Из кармана выпала открытка с Незнакомкой.
Лена подняла.
— Понятно… — сказала она, возвращая ее Гене. Ларионов торопливо порвал открытку.
— Ничего не понятно… какая-то ненормальная подсовывает… Дура…
— Ненормальная?! — вспыхнула Лена. — Дура?!
— Ага, а в прошлый раз даже цветок подложила… Как его… космический…
— Некрасиво чужие секреты выдавать… — обиделась Лена, как бы ревнуя к самой себе. И действительно, он же не знает, кто ему посылает открытки, а выдает первой встречной. А если бы сейчас перед ним оказалась не она? Хорошо было бы это по отношению к ней?
Ларионов начал оправдываться:
— Лен, ну ты не сердись… Я же не кому-нибудь… я же тебе!
— А я тут… при чем? — спросила Лена, тем не менее польщенная его словами.
— Ну… мы же… соседи… вместе учимся!
— Ах, вот почему… — потускнела Лена. А она-то думала, что он совсем другое имел в виду. — А я думала… — так и не сказала она.
— Что я — болтун? Честное слово, я никому бы, кроме тебя, не сказал!
— Да? — холодно спросила Лена.
И они поглядели друг на друга почти враждебно.
Взглянув на часы, Лена остановилась возле магазина «Голубой огонек». За стеклом на добром десятке экранов — Леня Толкалин. Телевизоры включены на полную мощность, и голоса доносятся на улицу. Ведущий спросил:
— Вы считаете, что ваша работа над фильмом уже закончена?
Леня с достоинством ответил:
— Как сказал скульптор Огюст Роден: работа не может быть закончена, она может быть оставлена. Давайте посмотрим..'.
И на всех экранах появилось название картины: «Ларионов». У витрины собралась кучка прохожих, с любопытством глядя, как тренируется Ларионов, снятый скрытой камерой.
— Вот тут, — оказала Лена, — он как-то не так тебя показал… Что-то не твое в лице… — сказала Лена. — Очевидно, не рассчитал свет.
Прохожие все сразу обернулись на Гену. Гена покраснел и стал выбираться из толпы. Разошлись и другие зрители. Лена одна осталась стоять возле телевизоров, на которых обаятельно улыбался Гена.
Под одинокой лампочкой над подъездом стояли и о чем-то говорили Филимонов и Надя. Вита Левская доигрывала свой лирический концерт. Ленины очки блестели возле нее. Антон и Надя устало опирались на лопаты.
— Значит, ты отказываешься? — сердито спросила Надя. — Отказываешься от поручения кворума?
— Я сказал… — В голосе Антона прозвучали железные нотки. — Я не могу быть подхалимом! Не могу!
— Все понятно… — сказала Надя. — Я сразу же заметила в тебе разные там нездоровые тенденции. Ты сразу же внутренне оторвался от коллектива…
— При чем тут коллектив? У меня характер такой… И вообще…
— Что вообще? — спросила Надя.
Антон неопределенно посмотрел куда-то в сторону.
— А ничего…
— Еще пожалеешь, Филимонов!
— Может, и пожалею… — проговорил он. — Но все равно не хочу и не буду!
— Как хочешь! — холодно сказала Надя и скрылась в подъезде.
Антон с тоской дослушал, как простучали ее шаги по ступеням, как звякала лопата… Потом хлопнула дверь, и все стихло.
Филимонов вынул из кармана кусок мела, глядя, как за большим окном на втором этаже Гена Ларионов читает книгу. Четкий профиль его рисовался на стекле. И прежде чем уйти домой, Филимонов нарисовал на стене дома резкой линией ларионовский профиль с непомерно выпяченной высокомерной губой.
Тихо было во дворе и пусто. Когда стало совсем темно и почти во всех окнах погасли огни, осторожно вышел из подъезда Гена с лопатой и исчез в темзни спортивной площадки. Заскрипело плохо смазанное колесо тачки. Лопата рвала дерн и скрежетала о камни. Но этого никто не слышал. Даже Надя спала крепким сном.
Ларионов-старший и Ларионов-младший рано утром вышли из подъезда.
— У тебя что-то глаза усталые… — сказал отец.
— А… сон снился, — ответил Гена.
И оба они вдруг остановились, как будто дорогу им перегородил ручей. На асфальте крупными буквами было написано: Ларионов.
Ничего не сказав друг другу, они направились к воротам. На передовице стенной газеты, отражающей ход строительства стадиона, несколько раз повторялось, как магическое заклинание, то же самое слово: Ларионов!
— Да, тяжело тебе… — сказал, наконец, папа. — Столько пылких надежд… А вдруг подведешь?
Гена ничего не ответил. Возле соседнего с ними дома случилось и вовсе невероятное. Из открытого окна третьего этажа им улыбалась очень красивая девушка. Совсем незнакомая девушка улыбалась им, как лучшим знакомым. Гена ее не заметил, но заметил папа. Он очень удивился, поздоровался. В руки ему упал букетик цветов. Гена остановился.
— Только маме не говори, — сказал папа смущенно. — Я, честное слово, ее не знаю…
Он хотел понюхать букетик и ткнулся носом в записку. Папа развернул ее, прочитал и сказал хмуро: