Давая понять, что разговор окончен, гимнасиарх величественно кивнул головой и повернулся к двери.
Задетый за живое Фокрит, забыв о правилах общения с высокопоставленными персонами, бросил ему в спину:
— Ничего удивительного, что Ольвия не имела своих олимпиоников! При таких-то гимнасиархах…
Старик сделал вид, что не расслышал слов Фокрита, и, не меняя надменного выражения на лице, скрылся за дверью гимнасия.
— Старый напыщенный индюк! — не мог уняться раздосадованный Фокрит. — Идём, сынок, отсюда!
У выхода из двора гимнасия Фокрита и Тимона догнал мужчина в тонком голубом хитоне — пожилой, худощавый, мускулистый, с красивой проседью в густых и чёрных, как смоль, волосах.
— Бегун? — вместо приветствия ткнул он пальцем в живот Тимона.
— Бегун. А что? — растерянно захлопал глазами мальчишка. — Откуда ты знаешь?
— Мне бы не знать! — хмыкнул мужчина. — Настоящего бегуна я за десять стадий узнаю. Я ведь сам когда-то бегал. И даже неплохо бегал, доложу я вам. Принимал участие в двух Олимпиадах. А что уж бегунов перевидал на своём веку… Как-нибудь расскажу об этом. Меня зовут Феокл. Хотя моё имя мало что вам скажет. Я ведь не так давно в Ольвии. Да и не в имени дело. Насколько я понял, этот «старый напыщенный индюк», — Феокл стрельнул в Фокрита иронично прищуренным глазом, — не захотел принять в гимнасий этого замечательного мальчишку? — Не дожидаясь ответа, Феокл продолжал: — Ну, и пусть его! Как знать, может, это и к лучшему. Я согласен заниматься с твоим пареньком, — повернулся он к Фокриту. — Меня меньше всего интересует: раб он или свободный. Для меня важно, как он бегает. А бегать этот парнишка должен лучше всех. У него идеальное для бегуна сложение: длинные сухие ноги, узкие бёдра, поджарый… Да и всё прочее у него в норме. Словом, так. Заниматься будем три дня в декаду. То есть через два дня на третий. Завтра же и начнём. Заниматься будем под вечер, когда начинает спадать жара, а я буду свободен от работы. Место занятий — берег лимана, пустырь правее порта. Идёт?
— Сколько это будет стоить? — поинтересовался Фокрит.
— Ничего! Я лишь хочу, чтобы когда-нибудь и Ольвия имела своего олимпионика. Чем мы хуже других полисов? — Подумав, Феокл добавил: — Хотя… если хоть раз в месяц ты дашь мне асс[95] другой, я не откажусь, я негордый. В гимнасии с вас сдирали бы в десять раз больше.
— Договорились! — в знак согласия Фокрит пожал руку Феокла. — Надеюсь, что мы ещё покажем этим «индюкам», как надо бегать?
— Иначе я за это дело не брался бы, — ответил Феокл.
Едва Тимон вернулся с первой своей тренировки с Феоклом, как Фокрит тут же напустился на него с расспросами:
— Ну, рассказывай! Как педотриб[96]? Что за человек? Чем занимались? Ты бегал? Что он говорил?
— К чему такая спешка? — вступилась за Тимона Мелисса. — Пусть мальчик поест сперва.
Тимону и самому не терпелось поделиться с Фокритом впечатлениями от первой в его жизни настоящей тренировки, а потому свой ужин он проглотил в мгновение ока и принялся рассказывать:
— По всему видно, что Феокл человек замечательный: умный, приятный, деликатный. И педотриб он толковый, в беге разбирается, я думаю, получше всяких там гимнасиархов. Сказал, что с техникой бега у меня более-менее. Хотя тоже недочёты есть, которые придётся исправлять. А вот с физической подготовкой неважно. Даже очень. Плохо развиты на ногах мышцы, и потому я отталкиваюсь от земли не в полную силу, слабовато. Показал, какие надо делать упражнения, чтобы укрепить ноги. Ну-у… всякие там приседания с тяжестями. И всё такое… Причём делать эти упражнения надо каждый день. Дома — тоже. Ещё очень полезен бег на месте. Для выносливости… Побегал по прибрежному песку. Это тоже полезно для укрепления ног и выносливости. Да! Ещё Феокл сказал, что беговые дорожки на стадиуме в Олимпии посыпаны песком. Чтобы труднее было бежать. Значит, по песчаному берегу очень полезно бегать. Интересно бы знать, посыпают ли песком дорожки на нашем стадиуме, в Ольвии?
— Наверное, посыпают, — сказал Фокрит. — Если в Олимпии посыпают, то и у нас должны быть посыпаны.
— А ещё Феокл сказал, что к предстоящим Олимпийским играм, то есть за год с небольшим, сделает из меня настоящего бегуна, олимпионика, — не удержался, чтобы не похвастаться, Тимон.