— Я рад, что ты попал в хорошие руки, — отозвался Фокрит. — Старайся. Не подведи.
— Да я-то стараюсь, только какой из этого прок? — помрачнел вдруг Тимон. — Старайся не старайся, а к Играм в Олимпии раба всё равно не допустят…
— Не спеши с выводами, — отозвался Фокрит и, ободряюще похлопав мальчишку по плечу, добавил: — У нас впереди ещё больше года. За это время всякое может случиться.
При этих словах Фокрит и Мелисса обменялись быстрыми многозначительными взглядами, но Тимон ничего этого не заметил.
Придя после очередной тренировки домой, Тимон еще с порога сообщил:
— А ты знаешь, дядюшка Фокрит, что мне сказал сегодня мой педотриб Феокл?
— Не знаю, — пожал плечами Фокрит. — Но если скажешь, буду знать.
— Он сказал, что через три дня на городском стадиуме будут проводиться Ахиллии — атлетические состязания учеников гимнасия на честь Ахилла Понтарха. Феокл сказал, что возьмёт меня с собой на стадиум и попробует добиться, чтобы и мне позволили принять участие в соревнованиях бегунов. А ещё сказал, что было бы хорошо, если бы и ты с тётушкой Мелиссой пришёл на стадиум посмотреть соревнования.
— Раз такое дело — придётся пойти. А вдруг и в самом деле тебе позволят принять участие в состязаниях по бегу? Это было бы здорово! — оживился Фокрит.
— Снова вы за своё! — вмешалась в разговор Мелисса. — Фокрит, ты всё-таки дал бы мальчику сперва покушать. Ведь он устал после тренировки. Тимон, ты тоже…
— Я вижу, что скоро в этом доме мужчины и рта не посмеют открыть! — шутливо возмутился Фокрит, обняв жену за плечи. — Может, и правду говорят, что демократия — вещь вредная? Ну, да ладно. Кушай, Тимон. Потом поговорим…
Был первый день второй декады месяца мегатейтниона[97]. Солнце только ещё перевалило за полдень, а склон холма над стадиумом Ольвии уже был заполнен до отказа разношёрстной шумной публикой. Сидели, на чём ни попадя: кто на одеяле, кто на циновке, а кто-то просто на сухой, успевшей уже пожелтеть траве. Предстояли традиционные атлетические состязания учеников местного гимнасия, которые по давней традиции посвящались Ахиллу Понтарху, и никому не хотелось пропустить столь редкое и замечательное зрелище. Впереди, на уложенных в ряд отёсанных блоках песчаника, которые служили сиденьями, восседало, как обычно, городское начальство во главе с самим архонтом-басилевсом Гиппархом Филотидосом — суровым с виду мужчиной лет пятидесяти с горбатым орлиным носом на сухощавом бледном лице. Рядом с ним, в качестве главного виновника торжества и его организатора, важно восседал гимнасиарх Сириск. Фокрит, Феокл и Тимон пришли пораньше и потому устроились сзади начальства на разостланном на траве покрывале. Мелисса, сославшись на занятость, идти на стадиум отказалась.
Пониже, на площадках для состязаний толпилось десятков пять юношей — учеников гимнасия, принимавших участие в состязаниях. Среди них, давая последние наставления, суетились педотрибы. Они волновались больше всех: сегодня граждане Ольвии увидят наконец, чему они научили за год своих питомцев.
Открывал состязания гимнасиарх. Встав, он произнёс торжественную речь. В ней он дал высокую оценку руководимому им гимнасию, не забыв вспомнить и о личных заслугах на ниве образования, назвал самых достойных учеников, расхваливая при этом не столько их достоинства, сколько достоинства добродетельных родителей, если эти родители, конечно, принадлежали к городской знати. После несколько затянувшейся речи гимнасиарх объявил о начале состязаний.
Первыми показывали своё мастерство юные кулачные бойцы. Зрители шумно приветствовали каждый удачный удар и уклон. Большей частью потому, что было их не так уж и много, этих удачных ударов и уклонов. И если юные бойцы особым техническим мастерством не блистали, то в азарте и желании во что бы то не стало победить никому из них отказать было нельзя: почти каждый из кулачников уходил с помоста с расквашенным носом.
После кулачных бойцов вниманием зрителей завладели стрелки из лука. Вначале они стреляли в цель, затем — на дальность. Здесь отличился сын кузнеца Эвдама, прихрамывавший на левую ногу невысокий крепыш Леокс. Выпущенная им стрела пролетела больше полутора стадия, вызвав среди зрителей настоящий восторг.
Затем наступила очередь бегунов на один стадий. Вот здесь-то и произошло нечто, из ряда вон выходящее: среди зрителей поднялся мужчина в голубом хитоне — это был Феокл — и громко, так, чтобы его было слышно всему стадиуму, сказал: