Но вернемся к госпоже Беатрисе. Решение было найдено, и поначалу оно казалось удачным: вернуть византийцам оказавшиеся под угрозой владения, добившись возмещения убытков. С одобрения иерусалимского короля — в то время престол занимал Бодуэн III — было заключено окончательное соглашение, земли и замки были возвращены, однако часть населения отказалась подчиняться грекам, и начался долгий, тягостный исход с берегов Евфрата в Антиохию и на побережье. Графиня Беатриса тронулась в путь вместе с детьми: сыном, ставшим Жосленом III, и двумя дочерьми, Аньес и Элизабет. В Антиохии их встретили с почестями.
Там я и появился на свет. Граф Жослен, как и все в роду Куртене, был очень красив, и немногие женщины могли перед ним устоять. Он ненадолго увлекся молоденькой армянкой, сиротой знатного происхождения, которая жила при дворе и пользовалась покровительством Констанции, княгини Антиохии. Звали ее Дорила, и это все, что мне о ней известно, ибо она умерла, производя меня на свет. Для моего отца, не имевшего ни малейшего намерения на ней жениться, это стало большим облегчением, он дал себя уговорить и согласился меня признать, с той оговоркой, что я никогда не стану его преемником, право наследования он приберегал для законных детей, которые появятся у него, когда ему угодно будет жениться.
Заботы обо мне взяла на себя Элизабет, младшая из его сестер, которая относилась ко мне с поистине материнской нежностью. Она предназначала себя Господу, но отложила постриг, чтобы посвятить себя чудом появившемуся у нее ребенку. Она была красивой, целомудренной и кроткой, и в глубине моей души хранится воспоминание о раннем детстве, озаренном светом ее улыбки и ее ласкового взгляда...
Совсем иной была ее старшая сестра Аньес. Никогда мне не доводилось встречать ни столь же ослепительной, ни столь же порочной красоты. Когда я появился на свет, ей было восемнадцать, и она вступала во второй брак. Первый ее супруг, Рено де Мара, чьей женой она стала в шестнадцать, через год, истерзанный ее неверностью, дал себя убить. Дело в том, что прекрасная Аньес была влюблена в Амори Анжуйского, графа Яффы и Аскалона, брата Бодуэна III Иерусалимского. Он был храбрым рыцарем и в то же время сдержанным, умным и спокойным человеком, однако она свела его с ума и ко времени смерти мужа была беременна от Амори. Траур она носила недолго: всего через несколько недель после того, как овдовела, Аньес вышла замуж за Амори. Но позже их разлучила корона.
В самом деле, 10 января Бодуэн III скончался в Бейруте, отравленный своим собственным врачом, Бараком, и до сих пор доподлинно неизвестно, был ли тот и организатором убийства. Бодуэну было тридцать три года, — возраст распятого Христа, — и, когда его тело несли на Голгофу, где находилась усыпальница иерусалимских королей, народная скорбь нашла выход в поисках виновника трагической кончины доброго короля, сумевшего благодаря своим политическим талантам поддерживать равновесие между христианскими и мусульманскими силами. Даже султан Нуреддин воздал должное памяти благородного противника.
После этого для супруга Аньес все изменилось. Поскольку король умер бездетным, граф Яффы должен был сделаться его преемником под именем Амальрика I, а моя тетушка, если бы ее присутствие рядом с ним не вызывало возмущения, стала бы королевой. Но ее поведение настолько очевидно не соответствовало общепринятым нормам, что бароны поставили Амальрику условие: если он хочет быть королем, должен развестись с женой. Поначалу он отказался: она родила ему двух детей, он все еще любил ее, но заверения, что его сын, тогда еще годовалый Бодуэн, унаследует трон, заставили этого хладнокровного, рассудительного и дальновидного политика, для которого крайне важен был иерусалимский престол, принять вполне определенное решение. Так что Аньес де Куртене вернулась в Антиохию вместе с двухлетней дочерью Сибиллой, а маленький Бодуэн, ставший наследным принцем, остался в иерусалимском дворце... и я вместе с ним. С тех пор я с ним не расставался.