Опустившись на сине-серый кафельный пол, Ева щелкнула замком своей сумки и нащупала успокаивающий предмет, отчасти надеясь, что на самом деле все-таки не украла его со стола Рона Тауэрса. Но вот он в ее руке, этот поблескивающей новенький телефон – по сути дела, один сплошной экран, на котором вспыхнула картинка: Рон борется с пухлым десятилетним мальчиком, напоминающим Рона лоснящимся красноватым лицом. Интересно, обнаружил ли уже Рон пропажу? Ева задумалась, как бы тайком вернуть телефон обратно. Но куда соблазнительнее была неотвязная мысль об оживших руках сына, которые что-то нажимают на гладкой стеклянной поверхности. «Блин, сколько же я пролежал в отключке?»
Ева опустила телефон обратно в сумку. Поднявшись с кафельного пола, провела ладонями по серой полиэстровой материи своего делового костюма. Умылась, прополоскала рот пригоршнями воды, но так и не смогла побороть сухость в глотке.
Вернувшись в приемную, Ева кивнула профессору Никелу и доктору Рамблу, и те повели ее и Джеда на парковку, к фургону с аппаратом фМРТ, куда уже переместили Оливера. Преодолевая этот краткий промежуток асфальта, Ева постаралась впитать в себя окружающий пейзаж: безучастную громадность просторов, очертания далеких гор, окутанных лиловой, словно бы прохладной дымкой. Вслед за Джедом Ева вошла в серую кабину трейлера, где за плексигласовой перегородкой виднелся аппарат фМРТ.
На протяжении последних десяти лет Ева наблюдала, как машины порабощают тело Оливера. Они захватили его пищеварительную систему, мышечную, мочевыделительную. И теперь, пока тело ее сына, подрагивая, въезжало в гудящее пластиковое отверстие аппарата, Еву посетила безумная и страшная мысль, что трансформация вот-вот завершится. Словно в тот момент, когда ключ к сознанию Оливера придет в соприкосновение с аппаратом, тот выдаст голографическую картинку, лицо волшебника из страны Оз, который наконец-то заговорит с Евой.
Но нет, Оливер был уже внутри машины, электромагнитные волны пронзали его черепную коробку, и для докторов он оставался просто сотрясаемым судорогами бесчувственным телом, бездушным объектом исследования. Под гудение мощных компьютеров профессор Никел объяснил Еве и Джеду, что произойдет дальше. Он указал на экран, куда проецировалось изображение человеческого черепа в профиль. Череп Оливера – мать узнала его мгновенно, даже виртуально расчлененный надвое.
Ева бросила взгляд на экраны технического персонала. Ей было сорок девять, она была матерью жертвы с обширной травмой головы и смотрела на результаты фМРТ; и в то же время ей было сорок, она несла выстиранное белье через дом в Зайенс-Пасчерз вечером пятнадцатого ноября, как вдруг ее внимание привлекло дрожащее, подсвеченное тревожными огнями изображение блисской школы. Сейчас развалина, оставшаяся на месте мужчины, за которого Ева когда-то вышла замуж, прикоснулась к ее руке, но в то же время Джед говорил с ней по телефону, много лет назад. «Ева», – так начинался вопль, мало похожий на человеческий, вопль животный, агонизирующий.
«Что? Что такое? Говори! Что случилось?»
Она пыталась не замечать тикающие часы этого мира, но время представляло собой досадную, неоспоримую математику, ряд царапин на тюремной стене, которые Ева, не в силах удержаться, пересчитывала на ощупь в темноте. Уже 3537 дней Оливер был заперт в своем теле. Склонившись к плексигласовой перегородке, Ева почувствовала, что хватает Джеда за плечо, ставшее более дряблым, но до боли знакомое своей округлостью. Ева прижала его руку к животу.
И по какой-то странной причине именно тогда в ее разум просочилось воспоминание, выбравшись, будто червь, из-под плотного грунта, который Ева когда-то набросала сверху. Она увидела это по телевизору, сидя в больничной приемной в один из самых ужасных дней после. Среди нарезки кадров с полицейскими и плачущими школьниками был один-единственный крупный план: девушка, которую Ева однажды видела в Зайенс-Пасчерз. Только двоим ребятам из театрального кружка удалось выйти из той комнаты целыми и невредимыми: Элле Брю – она спряталась за учительским столом, – и той, кого Ева видела на экране. Ребекка Стерлинг, тихая девушка с золотисто-каштановыми волосами, медленно удалялась куда-то за школу, во мрак, не отвечая на вопросы журналистов. Ребекка Стерлинг покидала сцену жестокого насилия, которое унесло жизни ее одноклассников, растворяясь среди теней парковки.