Больше Ева ее не видела. Какие бы вопросы ей ни хотелось тогда задать Ребекке, та унесла их с собой во тьму – и в бесконечность последующих лет. И все же случившееся в тот вечер и то, что происходило прямо сейчас в аппарате фМРТ на парковке приюта Крокетта, – эти два дня, по неизвестной науке причине, слились в одну секунду, в один вопрос, по-прежнему остававшийся без ответа. Почему? Несмотря на свои яростные возражения, несмотря на то, что разумом она все понимала, Ева не могла не чувствовать, что наконец-то стояла на краю какой-то огромной нездешней бездны, что вплотную приблизилась к ответу на вопрос, почему безжалостная судьба выбрала ее семью. То пятнадцатое ноября и это двадцать второе июля, почти десять лет спустя, соединяла безмерная тяжесть одной из тех черных дыр, которые когда-то так восхищали Джеда, и дыра эта разрушала время и расщепляла Евино тело атом за атомом. Был ли по ту сторону свет? Было ли по ту сторону хоть что-нибудь? Даже теперь, глядя на мозг сына на экране, Ева не понимала: позволительно ли ей надеяться, ради себя самой, что исследование что-то покажет, или будет лучше, ради ее сына, чтобы оно не показало ничего?
Профессор передал Еве большой радиомикрофон, присоединенный к проводам, тянущимся за перегородку к Оливеру. Она сжала руку в кулак, постаралась набрать в грудь побольше воздуха, чтобы вымолвить слово. И когда Ева заговорила, получилось очень громко:
– Оливер!
Оливер
Глава пятая
Оливер! Выстрел в пустоту.
Оливер, когда тебе было двенадцать, ты нашел в библиотеке и принес домой книгу о Филиппе Пети и его проходе по канату, натянутому между башнями-близнецами. Помнишь? Тебя особенно впечатляла техническая сторона дела. Расстояние между башнями было большим, и просто перебросить через эту пропасть канат, весящий 450 фунтов, Пети не мог. Сперва он использовал леску: прикрепил ее к стреле, которую затем пустил на крышу соседней башни. Когда леска соединила здания, Пети и его команда наложили на нее более толстый шнур, затем веревку, затем канат и наконец смогли натянуть стальной трос, который и позволил Пети шагнуть в небо.
Оливер: одно-единственное слово, но твои родные сразу чувствовали, как туго натягивается шнур, как возникает мост через бездну, как тянущаяся к тебе ниточка обрастает подробностями. Завиток твоих волос – словно огненная вспышка на голове. Мечтательный, отсутствующий вид, когда ты сидел за ужином. Милая подростковая застенчивость, из-за которой каждый твой шаг мог стать неуверенным, словно извиняющимся сам за себя. Семнадцатилетний мальчик, незаметный в школе, снова становился видимым.
И не только родные приходили к твоей постели, чтобы попытаться вернуть тебя к жизни, назвав твое имя. «Оливер», – говорили жители твоего городка, склоняясь над тобой: заплаканная, неуклюжая миссис Шумахер; поглаживающий усы Дойл Диксон; благочестивая миссис Уолкотт; пара хромых, переживших ту ночь; несколько ковыряющих прыщи одноклассников. Однажды к тебе зашел даже Эктор Эспина – старший. Он вглядывался в твое тело, словно в темноту, к которой его глаза никогда не привыкнут.
Разумеется, большинство из этих людей едва тебя знали, так что к твоей койке их приводило не только горе. Их приводил все тот же вопрос: Почему? И хоть ты и не мог ответить, но все же им удавалось почувствовать связь с тобой, взваливая на себя тяжесть мелких деталей, которые им запомнились. Миссис Шумахер говорила о твоем стихотворении: «Я так и не сказала тебе, как прекрасно…» Дойл Диксон бормотал что-то о твоем первом дне в подготовительном классе, когда ты подарил ему найденную где-то старую подкову. Одноклассники почти ничего не говорили. Они просто смотрели и смотрели, вспоминая, как опасливо ты сторонился школьной толпы; гадая, не было ли твое уединение своего рода пророчеством. «Оливер», – повторяли они вновь и вновь, и, хотя ты не смог бы откликнуться, каждый из посетителей явственно ощущал: объяснение всему существовало где-то там, в далекой неприступной башне твоей памяти.
Команде Пети потребовался час для того, чтобы натянуть несколько веревок и установить трос, по которому тот смог пройти от одного здания к другому. Твоим родным и жителям твоего города потребуется гораздо больше времени. Им потребуется десять лет. Но вот наконец, Оливер, ты оказался в этой расколотой надвое истории; ты делаешь первые робкие шаги в бездну. Стоит сентябрьский вечер, и ты входишь в свою собственную новую главу.