— Мальчики частенько задыхаются въ трубахъ отъ дыма, — сказалъ другой джентльменъ.
— Все это было раньше, когда солому смачивали сначала, а затѣмъ зажигали ее въ трубѣ для того, чтобы заставить мальчика спуститься внизъ, — сказалъ Гамфильдъ. — Было больше дыму, чѣмъ огня. А дымомъ развѣ заставишь мальчика спуститься? Онъ заснетъ только, а это ему на руку. Мальчики, джентльмены, очень упрямы и очень лѣнивы и лучше огня ничего нѣтъ, чтобы заставить ихъ стремглавъ спуститься внизъ. Все это дѣлается изъ человѣколюбія, джентльмены! Застрянетъ мальчишка въ трубѣ, ну, поджаришь ему легонько пятки, онъ и ринется, какъ безумный, внизъ.
Объясненіе это, повидимому, очень понравилось джентльмену въ бѣломъ жилетѣ, но онъ поспѣшилъ скрыть свое удовольствіе, замѣтивъ взглядъ, искоса брошенный на него мистеромъ Лимбкинсомъ. Члены комитета нѣсколько минутъ тихо совѣщались между собой, такъ что можно было разобрать лишь нѣкоторыя слова: «сокращеніе расходовъ» — «произведетъ пріятное впечатлѣніе» — «печатный отзывъ». Вотъ все, что можно было разслышать. Совѣщаніе прекратилось, наконецъ, и члены комитета, занявъ снова свои мѣста, приняли таинственный видъ.
— Мы разсмотрѣли ваши предложеніе, — сказалъ мистеръ Лимбкнисъ, — но не можемъ согласиться на него.
— Ни подъ какимъ видомъ не можемъ, — сказалъ джентльменъ въ бѣломъ жилетѣ.
— Разумѣется, не можемъ, — подтвердили остальные члены комитета.
Мистеръ Гамфильдъ, который много разъ обвинялся въ томъ, что забилъ до смерти трехъ, четырехъ мальчишекъ, вообразилъ себѣ, что это, совершенно чуждое настоящему дѣлу обстоятельство, повліяло на рѣшеніе комитета. Это былъ по его мнѣнію какой то необъяснимый капризъ, нисколько не похожій на обыкновенный образъ дѣйствія комитета. Не желая, однако, разбираться въ ходившихъ о немъ слухахъ, онъ смялъ въ рукахъ шапку и медленно двинулся къ дверямъ.
— Итакъ вы не желаете, джентльмены, отдать его мнѣ? — спросилъ онъ, остановившись вдругъ на мѣстѣ.
— Нѣтъ, — отвѣчалъ мистеръ Лимбкинсъ;- ремесло ваше, видите ли, очень грязное и вы должны сбавить кое что съ предложенной нами преміи.
Лицо мистера Гамфильда просіяло и онъ быстрыми шагами направился обратно къ столу.
— Сколько же вы хотите дать, джентльмены? — сказалъ онъ. — Не будьте жестоки къ бѣдному человѣку. Сколько же вы дадите?
— По моему три фунта десять шиллинговъ будетъ вполнѣ достаточно, — сказалъ мистеръ Лимбкинсъ.
— Десять шиллинговъ слѣдовало бы еще скинутъ — сказалъ джентльменъ въ бѣломъ жилетѣ.
— Что вы! — сказалъ Гамфильдъ. — Дайте четыре фунта джентльмены! Четыре фунта, говорю, и вы навсегда избавитесь отъ него. Такъ-то!
— Три фунта десять, — твердо повторилъ мистеръ Лимбкинсъ.
— Эхъ! Ну подѣлимъ разницу, джентльмены! — настаивалъ Гамфильдъ. — Три фунта пятнадцать.
— Ни одной полушки больше, — былъ отвѣтъ мистера Лимбкинса.
— Вы отчаянно притѣсняете меня, джентльмены! — сказалъ Гамфильдъ.
— Какіе пустяки! — сказалъ джентльменъ въ бѣломъ жилетѣ. — Онъ и самъ по себѣ цѣнная вещь, не только что съ преміей. Берите его съ собой, глупый вы человѣкъ! Самый подходящій для васъ мальчикъ. Безъ палки съ нимъ ни на шагъ; она очень полезна ему. Содержаніе его не причинитъ вамъ большихъ расходовъ, такъ какъ его никогда не перекармливали съ самаго дня его рожденія. Ха, ха, ха!
Мистеръ Гамфильдъ взглянулъ искоса на лица сидѣвшихъ вокругъ стола и, замѣтивъ на всѣхъ улыбку, самъ улыбнулся, въ свою очередь. Торгъ былъ конченъ. Мистеру Бемблю дали немедленно знать, чтобы онъ сегодня же днемъ отвелъ Оливера Твиста въ магистратъ, гдѣ должны дать ему разрѣшеніе и затѣмъ засвидѣтельствовать контрактъ.
На основаніи этого рѣшенія Оливера, къ великому удивленію его, выпустили изъ заключенія и приказали ему надѣть чистую рубаху. Не успѣлъ онъ кончить эту непривычную для него гимнастику, какъ мистеръ Бембль самъ, собственными руками, принесъ ему миску съ кашицей и къ ней воскресную прибавку въ два унца и четверть хлѣба. При видѣ этого необычайнаго явленія Оливеръ горько расплакался; онъ подумалъ, и въ этомъ нѣтъ ничего неестественнаго, что комитетъ рѣшилъ его убить для какой нибудь полезной цѣли; въ противномъ случаѣ, рѣшилъ онъ, незачѣмъ было бы его тамъ откармливать.
— Не плачь, Оливеръ, глаза будутъ красные. Ѣшь лучше, что тебѣ принесли, и будь благодаренъ, — сказалъ мистеръ Бембль съ особенной выразительностью въ голосѣ. — Ты будешь теперь учиться ремеслу, Оливеръ!
— Ремеслу, сэръ? — отвѣчалъ дрожащій мальчикъ.