Мишель наведывается в местную la mairie[42] и просит показать ему план водоснабжения «Аппассионаты», но там не находится никого, кто мог бы порыться в папках. Август, все в отпусках. Но даже если чиновники были бы на месте, выясняет он, подобная информация вряд ли нашлась бы. Дом слишком старый, участок не один раз перепродавался, а земля находится в частной собственности. В таких случаях системы водопроводов и канализации не подлежат регистрации. Придется нам продолжать поиски самостоятельно. В отчаянии Мишель звонит в Брюссель мадам Б.
— Я нашел bassin[43] на вершине холма, — говорит он, — но в зарослях не могу найти трубы. Откуда в него поступала вода?
Оказывается, мадам понятия не имеет. Имение было куплено в подарок одной из двух ее дочерей, помешанной на лошадях, но выяснилось, что из-за склона и уступов разводить их там невозможно, поэтому в доме она никогда не жила.
— Hélas, к сожалению, я не могу вспомнить, месье. Это же было пятнадцать лет назад.
— А та женщина, которая арендовала виллу и выращивала там собак?
— Даже не представляю, где ее искать. Она осталась должна нам несколько тысяч, включая, кстати, и счета за воду.
— О! Выходит, счета за воду все-таки были?
— Mais, bien sûr![44] По крайней мере, мне так помнится. Она вообще никаких счетов не оплачивала. В этом-то я уверена.
— Но мне кажется, вы как-то упоминали об источнике?
— A, la source[45]! Да-да, где-то там вроде бы есть источник. Возможно, у моей дочери остались какие-нибудь схемы, но она вернется только в середине сентября. Конечно, к моменту окончательной продажи мы постараемся предоставить вам всю информацию. А завтра мы с Робертом уезжаем в отпуск, так что bonne chance.
Ранний вечер. Солнце светит сквозь оливковые деревья и бросает длинные тени на поросший сорняками склон. Мы сидим в двух приобретенных в местном супермаркете шезлонгах на пыльной лужайке, когда-то бывшей газоном, и потягиваем местное vin de Provence rosé[46]. Разговор идет, разумеется, о воде, и я впервые понимаю, до какой степени Мишель не любит проигрывать.
— Если скваттеры жили здесь и выращивали овощи, значит, был и водопровод. Про источник они знать не могли. Завтра же утром пойду в местный Совет по водоснабжению, и будем надеяться, что они не закрылись на весь август.
— Может, скваттеры делали то же, что и мы, — предполагаю я, подливая ему и себе прохладного вина.
— Что именно?
— Пользовались французским гостеприимством и набирали воду в деревне.
Пока Мишель раздумывает над такой возможностью, я сообщаю ему, что пообещала девочкам вывезти их сегодня вечером в Канны и угостить пиццей. Денег, конечно, почти нет, но все-таки они хотят проветриться. Я чувствую, что им уже начинает надоедать наша жизнь без удобств и однообразное меню, продиктованное скудным набором кухонной утвари: пара старых сковородок из лондонской квартиры, дешевенькое барбекю, пластиковая салатница, поднос, бумажные тарелки, несколько ножей и вилок, купленные уже здесь, и какая-то странная штука, принадлежащая Мишелю, которая с виду напоминает бунзеновскую горелку, но вполне успешно кипятит воду для картошки и кофе.
— С девочками все в порядке. Это ты хочешь проветриться, — дразнит меня Мишель.
Только теперь я начинаю понимать серьезную разницу между мною и им. Если в моей прошлой настоящей жизни что-нибудь отказывалось работать, я выбрасывала это, шла в магазин и покупала новое. Нет кухни? Отлично. Буду питаться где-нибудь в городе, легко решала я. У Мишеля же, в отличие от меня, хватает терпения, он умеет ремонтировать вещи и делать что-нибудь нужное из бесполезных кусков дерева или обрывков проволоки.
— Может, ты и прав, — вздыхаю я, и он начинает хохотать, услышав, что в моей биографии это первый опыт жизни вдали от городских удобств.