Выбрать главу

– Не хочешь? Пойдешь в общежитие? Тогда я провожу тебя. 

Мы пошли обратно. Свидание неприятно затянулось. Он снова взял меня под локоть, хотя идти в обратную сторону было намного легче. 

– А ты был на море? 

На море я не был. Во-первых, в пределах города было запрещено купаться, только иногда на берегу можно было встретить рыбаков, которые ловили черных каракатиц, а, во-вторых, я совсем не поклонник морской стихии. Мои друзья ездили иногда за город, вода там была изумительно чистой и синей, рассказывали они обо всем восторженно, но меня не интриговало. Я предпочитал проводить время в клубах или просто слушал музыку в своей комнате. 

– Мы можем поехать в субботу, – предложил старик. – У тебя же нет занятий? Я возьму свой автомобиль. Мы позавтракаем в таверне на берегу, позагораем. Тебе понравится. 

Занятий по субботам у меня, действительно, не было. Но и ехать со стариком мне никуда не хотелось. Впрочем, я уже понял, что так просто он не отвяжется. 

– Хорошо, – согласился я. – Давайте увидимся в субботу утром. 

– В том же парке в девять.

Я пообещал, что приду, оставил старика перед входом в общежитие и слинял. 

Осадок остался неприятный. Словно его пальцы все еще стискивали мой локоть. Димка пришел поздно. После университета заезжал к Лине – проститутке из Луганска, которая встречалась с Димкой «для души», потому что он напоминал ей первого мужа. 

Я рассказал ему о старике, но он не очень удивился. 

– Они общительные вообще, эти местные. Меня одна бабуля вчера виноградом угощала. 

В субботу, конечно, я никуда не пошел, проспал почти до обеда, потом в столовой встретил знакомых с ветеринарного отделения и отправился играть с ними в теннис. Теннис я только начал осваивать, они рады были у меня выиграть. Только к вечеру я вспомнил о старике и даже почувствовал что-то вроде запоздалых мук совести. Но чувство было невнятным.  

Постепенно история стала забываться и забылась бы совершенно, если бы через неделю меня не вызвали к коменданту общежития. Дама была типичная – невысокая, смуглая, с черными глазами и большой задницей. Конфликтов у меня с ней не было, потому что когда я бывал пьян, возвращался не через главный вход, а через стеклянную дверь с другой стороны корпуса, которую мы оставляли открытой специально для таких случаев. 

– Тебя искал один человек, – сказала она мне. – Пожилой мужчина. Он твой родственник? 

Неизвестно, о чем она подумала. Но, так или иначе, для нее он был соотечественником, а я – из «понаехали». 

– Я не дала ему твой номер телефона и не сказала, в какой комнате ты живешь, но если он твой родственник, навести его. Он был очень огорчен. 

Не сдала меня, не выдала. Хорошая тетка! Я поблагодарил ее едва ли не растроганно и заверил, что это мой дальний родственник по матери, дядя Михалис, и я обязательно его проведаю в ближайшее время. Она улыбнулась и потрепала меня по плечу. 

После вызова к коменданту история заинтересовала всех моих друзей – это был отличный повод для приколов. 

– Так что, Артем, тебя искал настоящий маньяк? 

– Да я видел, как этот дед караулил кого-то у нашего факультета! 

– А я видел, как он дрочил у столовки! 

Было смешно, конечно. И не смешно. Однажды, когда я курил на балконе, мне даже показалось, что старик прошел мимо корпуса. И это вполне могло быть правдой, потому что жил он неподалеку. Но меня порядком тряхнуло от одного вида седых волос. 

– Так почему ты не поехал с ним на море? – спросила потом Инна. – Похавал бы надуру.

– А вдруг он шизик какой-то? – Света посмотрела с опаской по сторонам. 

– Наверное, он одинок просто, – сказал я. 

– Ну, ты ни при чем. По-любому, – решил Димка. – Мог бы вообще рожу ему начистить. 

Я был оправдан. И я был оправдан перед самим собой до тех пор, пока старика не нашли мертвым в том же парке, где мы курили его «суперлегкие». Он сидел на той самой скамье, где сидел тогда я, под его правым ботинком была надпись «1829 -… Элени Ксе…» и чуть дальше «…934. …араянис». Я увидел этот снимок в бесплатной газете «Ежедневная» и даже берег газету до тех пор, пока Димка не положил на нее бананы и киви, которые приносил из столовой в неограниченном количестве и хранил под своей кроватью. Бананы потом потекли на снимок, и мне пришлось его выбросить.

РАСПРЕДЕЛЕНИЕ

 Только к Новому году нас распределили по отдельным комнатам. Демиса – в угловую на восьмом, меня – в центральную, а Димку, который переехал к нам совсем недавно и еще не успел нахлебаться студенческой бытовухи в общем номере, вообще перевели в другой корпус – подальше от румынского чесночного супа. На нашем восьмом было достаточно уютно, лифт не шумел, вид из окон открывался потрясающий. Но Демис, конечно, стал ныть:

– Ну, ты же не знаешь, как долго ты тут пробудешь. Ну, тебе же не важно, где именно жить.

     Смысл был в том, чтобы я съехал в угловую холодную комнату, а центральную отдал ему. Честно говоря, претензии Демиса были вполне обоснованными: он был студентом очного отделения, с четкими планами, а я учился по дополнительной программе и порывался то уезжать, то переезжать, то снимать где-то квартиру, то вообще бросать университет. Но ошибка была мне на руку и уступать Демису я не собирался. Он пошел жаловаться в учебную часть. Его послали к коменданту. А комендант его просто послала – недосуг было разбираться. 

     Все остались на своих местах. Мое новоселье длилось почти неделю и плавно перетекло в Новый год. Друзья выпили за мое здоровье столько анисовой водки, что с каждым днем я чувствовал себя здоровее и здоровее. С Демисом мы больше не общались. 

     На зимних каникулах в южной стране было чертовски холодно, выпал снег, и стал дуть резкий ветер. Все местные в один голос утверждали, что такого холода раньше не было, что все помещения они отапливали солнечными батареями и ничуть не страдали, и что проклятое глобальное потепление шибает в другую сторону. 

     Летние кафе умерли, внутри выживших забегаловок было душно. По общаге гуляли сквозняки. Студенты разъехались. Демис из своего углового холодильника свалил к родителям в Комотини. Остались только те, кому поездка домой была не по карману: украинцы и африканские негры, депрессивно диссонирующие на фоне снега. 

     И тут случилось чудо – подтянулись наши соотечественники на зимние программы: девочки из Симферополя, одесситы, охреневшие от неожиданного холода гламурные москвички, Оля, Юлечка, какие-то очкастые аспиранты. Такая жара началась. Постоянные попойки за знакомство. Когда мы все познакомились по десятому разу, ко мне зашел Мартин с новым диском Бреговича. Как обычно, наступил на чашку. 

     Есть у меня такая привычка: когда я пью кофе-чай, чашку ставлю не на стол, не на лэптоп, не на подоконник, а на пол. На полу может стоять одновременно несколько чашек: я о них попросту забываю. Не знаю, почему так. 

     Мартин расколол чашку, врубил музыку и лег на кровать. Все сербы и болгары были помешаны на Бреговиче, и я помешался за компанию: был в этой музыке драйв безграничной свободы, странствий и какого-то жуткого хаоса, наполненного для каждого из нас своим смыслом. 

– Как-то мутно, – сказал Мартин, глядя в потолок. – Отец с матерью разводятся. А я тут. Не хотел на каникулы домой... Боялся, что не сдержусь, что ударить его могу… Я за мать… все могу. 

– Они так решили. Ты им сейчас не нужен. 

– Не нужен, это точно.

     Мы молчали, пока играла музыка. А в тишине стали слышны стоны из соседней комнаты.

– Это Алики? – спросил Мартин. – Все время ее слышу, когда к тебе прихожу. Она что, постоянно трахается?