Элииса
Оловянное царство
Развалины мира
На этой промозглой земле всему однажды приходит закономерный и бесславный конец — Амброзий уже с этим свыкся. Волей ли здешних косматых друидов или забытых римских божеств, но наконец закончилась даже их паршивая служба на западном побережье Регеда. Неделю назад их призвал к себе Флавий Клавдий, выдал грамоты, отпускавшие их с братом домой, а еще через пару дней люди самопровозглашенного командира отправились в Галлию, Иберию, на восток — кто куда, владычество римлян на бриттских землях закончилось. Без громких поражений и плача, протяжных песен и напыщенной скорби — они просто ушли. Флавий Клавдий не был ни императором, ни военачальником, ни префектом этой захудалой провинции — он был одним многих, разбросанных по побережью, кто однажды утром встал и объявил себя императором, когда надоело ждать денег из Рима, а олово даром посылать в никуда. Он был одним из многих — но ему повезло и его не убили. На двенадцатый год службы Амброзия с братом это устраивало. Был кров, товарищи и еда. Простые приказы по отражению враждебных набегов — они всегда знали, откуда их следует ждать. И оба никогда не бывали в Риме. А потом Флавий Клавдий ушел, весь его легион переправился через пролив, а Амброзий сказал Утеру1, что пока с него хватит войны.
Прошло ещё четыре дня, но они с Утером не двинулись с места. Брат предложил подкинуть монету — после окончания службы денег неожиданно оказалось в избытке. Ляжет одной стороной — они пойдут на север, к стене. Где-то там лежала земля, родом из которой была их давно позабытая мать. Ляжет другой — они покинут этот остров вслед за Флавием Клавдием, отправятся в Галлию и будут искать себе новый дом. Но Амброзий не хотел определять свою жизнь нелепой случайностью. Даром что он впервые получил шанс ею распоряжаться.
— Мы можем уехать в Повис, — предлагал он осторожно и будто бы невзначай. — Не к стене, не через пролив. Повис южнее, зимы там мягче, да и поля дают вдоволь пшеницы. В лесах полно дичи. Мы бы с легкостью раздобыли там и землю, и новых друзей. Жену тебе, жену мне.
— Бабские россказни, братец, — Утер оттирал песком застаревшую кровь на рукояти меча. Брат был ужасным солдатом. Если бы не Амброзий, его бы секли в два раза чаще обычного. — Россказни. «Жену тебе, жену мне». Пшеница, — он сплюнул. — А что потом, Амброзий? Загнуться от голода первой же холодной весной? Среди тупых землепашцев? Грызть кору и в ножки кланяться вонючим друидам в оплату за дождь? Не уходи, постой. Я ведь шучу, — Утер схватил брата за руку, когда тот встал с места. — Я не хочу с тобой ссориться.
На деле Амброзий хотел вернуться к тем немногим, оставшимся в лагере, и снова поторговаться с ними. Оружие и провизия будут кстати, когда они выйдут в Повис. Бывший центурион был уверен, что через пару дней Утер сдастся. Из них двоих Утер — сила, он — разум. Брату привычней повиноваться.
Амброзий снова сел рядом с ним.
— Я ведь знаю, почему ты надумал ехать в Повис, — лицо Утера помрачнело, но он продолжал делать вид, будто его ничто не заботит. Он криво улыбнулся своему отражению в начищенном лезвии — получилось весьма кровожадно, полезное качество для воина приграничья. — Хочешь отправиться с этим отребьем. С его отрядом.
Амброзий не стал отрицать.
— Он такое же отребье, как и Флавий Клавдий, ты будешь спорить?
Утер с видимым раздражением вложил в ножны отполированный меч. Этот спор начинался не в первый раз, а в четвертый. К пятому, думал Амброзий, его брат сломается и смирится. Вода точит камень.
— Флавий Клавдий, — жестко ответил Утер, — был римлянином до мозга костей и по крови в придачу. Так что да, Амброзий, я буду спорить.
— Он был таким же простым солдатом, как Вортигерн. Но два с лишним года исполнять приказы Флавия Клавдия тебе было не стыдно.
Лицо брата начало багроветь. Этим, обычно, все и заканчивалось — красным лицом и бесплодными криками, ничего другого Утер не предпринимал, а к вечеру ходил, как ни в чем не бывало.
— Он был римлянином, — повторил Утер, припечатывая каждое слово. — А если волей богов или благодаря собственной хитрости он взлетел так быстро и высоко… Такому не зазорно служить, он был моим командиром. А Вортигерн… Бриттская собака, я даже не уверен, что он из них. Может, им разродился кто и похуже. Он сам не знает, с каких он земель. Раб и сын рабов, помнит, что его трижды перекупали до того, как он попал в легион. Я не пойду за таким. И ты не пойдешь тоже, если мой брат.
— За Флавием Клавдием, помнится, ты тоже не рвался.