Белый конь, старый подарок Вортигерна, был еще жив.
— Эта кляча была лучшим конем на пустошах лет десять назад.
Вортигерн хмыкнул.
— Да, знаешь, мы тоже.
Они не сказали ни Килуху, ни остальным, ни даже Ровене. Снующим по двору женщинам император с Амброзием были неинтересны, и Вортигерн ловко и хитро, как вор, отвязал в конюшне свою лошадку, а затем вскочил на нее также проворно, как в юности.
— Поспеши, — бросил он.
Амброзия снедали гнетущие мысли. Он выбрал себе серого жеребца, молодого и быстрого, почти незаметного, кое-как взобрался на него. В голове носилась сотня вопросов, назойливые, точно мухи, но он молчал. Когда ворота Повиса остались у них за спиной, а осенняя пустошь раскинулась до горизонта, Амброзий некстати вспомнил другую поездку.
— Куда мы едем? — осмелился он спросить.
— Увидишь.
Амброзий почувствовал, как в нем закипает гнев. Сухие ответы, молчание, рассеянность императора и его мрачность — все это предвещало дурное, но вот кому? У Вортигерна были странные нормы морали.
«Если бы он собирался убить меня, то навряд ли дал в руки оружие». Он дотронулся до перекрестья меча под плащом и на миг ему стало спокойнее. Да, Вортигерн не восторге от триумвирата. Это дурная затея, как ни крути. Еще эти саксы…
На двоих у них оказалось две фляжки — одна с водой, у Амброзия, другая с элем, у Вортигерна. Когда солнце стало клониться к закату и с запада подули ветра, император велел разбить лагерь. В тишине они разожгли огонь и также молча зажарили жирного кролика, которые в избытке водились на пустошах. Император был мрачен, а от вопросов открещивался. На другое утро они продолжили путь.
— Ровена знает, когда ты вернешься?
Вортигерн сделал вид, что не расслышал его за порывами ветра.
— Кто правит в Повисе вместо тебя?
— В Повисе всегда правлю я!
Это была отличная проверка на глухоту.
— Замечательно. Ну вот и иди утопись.
Хорошая была драка тогда, лет десять назад. На тех же пустошах. Он разбил ему нос кулаком, выбил пару зубов, извалял в дорожной пыли и грязи — тогда Амброзий одержал верх над выскочкой-солдатней. Чем дольше центурион ехал с Вортигерном, тем сильнее жалел, что больше не победить ему в рукопашной.
— Твой брат долго не пишет нам.
Центурион поджал губы. Надо же, его светлость император Повиса соизволил заговорить.
— Я вообще сомневаюсь, что Утер умеет писать. А про его окружение тебе все известно.
— Тебе смешно, Полу-бритт?
— Я уже сказал: иди утопись. Тогда мне станет смешно.
С каждым новым шагом своего коня Амброзий с холодком в груди понимал, что движутся они в сторону касситерита. Это было странное чувство, будто во сне, он был здесь один единственный раз, да и то, израненный и в полубреду, прошло десять лет — но это была та дорога. На горизонте сквозь осенний туман ему почудились очертания крепости.
— Поворачивай назад! — с тревогой окрикнул он Вортигерна.
Император не сбавил скорость и вновь притворился глухим.
— Вортигерн!
Крепость касситерита, бывшее детище императора, все явственнее проступала сквозь серый туман. Сколько им надо ещё проехать по открытой пустоши с парочкой невзрачных кустов, чтобы их заметили соглядатаи саксов? Сколько у Лодегранса людей? Скольких ещё тот отправил рыскать по туманной округе?
Амброзий выругался. Здоровой рукой он оторвал от пояса флягу. Затем размахнулся и бросил ее императору в голову. Та глухо стукнула, а потом упала в дорожную пыль.
— Поворачивай назад, ты, тупица! — вражеская крепость надвигалась на них, точно корабль-призрак. Он поравнялся с конем императора. Его голос дрожал от ярости. — Ты что, собрался убить нас?
Вортигерн мог задумать все, что угодно, Амброзию это было известно. Может, это новый, прекрасный, бесхитростный план, который так любят варвары после заката империи — его вновь отдадут врагу, как игрушку, он снова станет рабом разбойников с юга, как Мирддин. А после, кто знает — назреет новый союз против Утера. Оловянную шахту и весь их касситерит варвары поделят между собой, а потом канут в Лету — как Рим и как те, что были до них. Но не сегодня.
— Слезай! — рявкнул он.
Амброзий загородил ему дорогу и спешился.
— Слезай, глухой ты тупица!
Вортигерн придержал свою лошадь. Он отбросил поводья и спрыгнул. Если они затеют разборку прямо здесь, на пустоши и дороге — то мало ли кто их сможет услышать. Амброзий тяжело дышал, стараясь сдерживать ярость. Он знал, что теперь ему не одолеет императора.