Лодегранс достал из кармана свиток пергамента.
— Ты даже не знаешь, что это такое. Твой брат дал мне это полгода назад.
Он покачал головой и будто задумался.
— Слухи и мысли. Я не верил твоему брату, когда он говорил, что те острее и быстрее клинка.
Аврелиан
Во дворе крепости царили гам и безумие, лязг металла, запах гари и жара летел из кузницы и сшибал с ног, лай, крики и лязг кольчуг, грубая ругань бывших легионеров — Вортигерн втянул носом этот обезумевший воздух будто хотел наполниться им целиком. Против воли оскалились зубы. Он улыбался. Да, этот запах и шум. Только они убеждали его в том, что жизнь ещё не окончилась.
— Я ещё жив… — бормотал он и чувствовал, как его жилы наполняются яростью. Он всегда выходил сухим из воды, всегда удача и месть оставались на его стороне. Он им покажет. Он и Аврелиан Полу-бритт. Спустя столько лет им удалось все же сделаться братьями. Камулодун под властью римлянина станет грозным оружием.
С отрядом Амброзия он отправил ещё три десятка — щедрость дальновидного императора. Он надеялся, Аврелиан оценит ее.
Среди всей суматохи крохотную дорожную сумку набивал мальчишка-друид. Вортигерн усмехнулся. Что ж, он был горд, что рассказал ему все, но Аврелиан будет им недоволен. Бывший раб колебался. Тогда Вортигерн поведал ему все об отце.
— Да, — пробормотал сам себе император, вспоминая юность и легенды Максене Вледиге. — Любой пойдет за отцом. Мальчишке с ним будет лучше.
Тот был хорошим слугой.
Моргауза же не вышла с ним попрощаться.
— Эй! — крикнул Вортигерн, протискиваясь через толпу лошадей и людей. — Эй, Мерлин!
Тощий юноша вздрогнул.
— Передай Аврелиану мой добрый привет. Мы ненадолго с ним расстаёмся. И с тобой, впрочем, тоже.
Друид неловко ему поклонился. «Все правильно, парень, ты ещё не привык к тому, что ты больше не раб.» Это было знакомо.
— Благодарю, господин. И… — он замялся. — Берегите Моргаузу. Я не думаю, что она сможет простить меня.
Девчонке всего девять лет. Кого может она не простить.
Вортигерн вспомнил бледное прозрачное личико и глаза черные, вопрошающие, будто ночь. Вся в мать. Ровена была не похожа на них. Вот бы она родила ему сына. Дочь, молчаливая, как вечерние звёзды. И сын, светлый, как весеннее солнце.
И все же он победил.
— Не беспокойся о моей дочери, — ответил он Мирддину. — Ты со своим отцом, она со своим. Все будет правильно.
Мальчишка был рад, и он это видел. Вортигерн рассмеялся и хлопнул его по плечу.
— А у нас много общего, ты посмотри. Оба дворняги, оба были рабами, у меня отец — Максен Вледиг, у тебя — римский герой. Судьба — забавная шутка, ты не находишь?
На лице Мирддина промелькнула тень. Такой, как он, многое мог рассказать о судьбе. Мальчишка прислушался.
— Что ещё там?
Вортигерн не слышал ничего кроме шума железа и ржания, но он знал Мирддина слишком давно. Лицо императора потемнело.
— Что там такое, парень?
Но от ворот уже нёсся крик:
— Посланник!
Вортигерн заскрежетал зубами. В лихие времена любые посланники вряд ли несут хорошие вести.
— Открывайте! — он крикнул. — Да побыстрее! Люди Аврелиана уже должны уходить.
В ворота Повиса въехал неузнанный всадник. Из-под плаща торчали кончики грязных светлых волос да кривой рот.
Вортигерн растолкал толпу, пробираясь к названному гостю. «Если это опять мерзкий жрец бриттов, — подумал он про себя, — сегодня я его выгоню в шею».
— Я не жалую вестников, — начал он сразу. — И у меня мало времени, так что говори, от кого ты.
Из-под полы плаща показалась крепкая рука воина. Это был не просто гонец. Рука протянула свиток пергамента. Вортигерн грубо выхватил его и развернул.
— Что ещё за каракули…
Он плохо читал, но все же сумел сложить мелкие буквы друг с другом — его лицо стало багровым, как кровавый рассвет. Вортигерн разорвал крепкий пергамент на четыре куска.
— Это наглая ложь! — рявкнул он и потянулся за меч. — Покажись! Покажись, или я порублю и тебя, и коня!
Посланник откинул свой капюшон, и на его лице сияла торжествующая гримаса.
— Ты!
Кривое, изрезанное шрамами лицо сакса довольно смеялось.
— Да, это я, ты не ждал? — Лодегранс усмехался. — Говорю тебе сразу, император Повиса. Если я не вернусь в свою шахту или на Стену, Утер вырежет все приграничные земли. И засыплет их солью. Убери-ка свой меч.
Вортигерн смотрел на него с нескрываемой ненавистью.
— Я убью и Утера, и тебя, — пообещал он. — Пусть не сегодня… Я терпелив, я обагрю эти руки в твоей крови, я знаю, ты сам это сделал. Ты и рад замараться.