Голдвассер зажмурился, перед тем как тащить следующую карточку. На ней оказались слова “в наши дни, когда”. Он призадумался, выбрать ли “вошло в моду глумиться над традиционной моралью брака и семейной жизни” или “вышло из моды глумиться над традиционной моралью брака и семейной жизни”. Решил, что второй вариант по форме ближе к пышности, присущей стилю барокко. Вытащил еще одну “приятно”, но сочтя, что три раза подряд – на один раз больше, чем нужно даже для прекрасного, непревзойденного слова “приятно”, он смошенничал и обменял карточку на “полагается, чтобы” за которой так же верно, как ночь за днем, наступило “пожелаем им счастья”, и развлечение закончилось.
Это был подлинный шедевр школы Голдвассера! Токката! Фуга! Как далеко от прозаических повседневных забот!
Голдвассер затеял все сызнова во славу церковного венчания. Но только он добрался до альтернативы “приятно видеть, что старыми обычаями дорожат” и “приятно видеть, что старые обычаи шагают в ногу с современным мировоззрением”, как из своего кабинета, волоча ноги, вышел Ноббс; на физиономии у него было написано слово “брат”.
– Вот что, брат, – начал Ноббс, – та самая “Парализованная девушка еще будет плясать”…
Но тут, как значится в одной из карточек тематического ящика “Эту улицу называют улицей порока”, “наш корреспондент скрылся под первым же благовидным предлогом”.
8
– Но вы же сами говорили, – задыхаясь от злости, бушевала доктор Дженнифер Ребус, глава политического отдела, что визит королевы будет неофициальным и пройдет при минимальном ажиотаже!
Начальник международного отдела миссис Плашков смотрела на коллегу с едва приметной улыбкой глубокого гуманного сочувствия. Она обдумывала, как человеку выйти из положения, проявляя милосердие и в то же время оставаясь практичным. Бесспорно, человек должен сохранять спокойствие и благодушие. Человек должен симпатизировать Ребус и ее личным недостаткам. К конце концов, Ребус – самый тяжкий крест, который приходится нести человеку, а человек верит, что, когда он выражает сочувствие, в нем прибавляется благодати. Разумеется, веря в это, человек смеется над самим собой; но если человека время от времени баловать юмором, это способствует его духовному развитию.
– Вы не так поняли человека, – добродушно поправила она доктора Ребус. – Просто лучше неофициальный визит, если мы хотим с честью выйти из положения.
В жизни миссис Плашков человек занимал несоразмерно большое место. Все ее помыслы были сосредоточены на обязанностях человека, положении человека, достоинстве человека. Беспрерывно и самоотверженно обдумывала она, что человек должен делать, кого человек должен любить, как человек будет реагировать. Для себя она не хотела ничего отреклась от всех плотских желаний, кроме единственного: делать то, чего хочет человек, и заставить других делать то, чего хочет человек.
Уж если человек – женщина, на него ложится обязанность быть неукоснительно женственной. Человеку следует проявлять снисходительность. Человеку следует разговаривать вполне любезно. Когда скажут что-нибудь забавное, долг вежливости требует от человека скромной снисходительной улыбки, а когда шутка кончится, надо свернуть улыбку и аккуратно спрятать до другого случая. Нечего удивляться, что не только миссис Плашков, но и решительно все сотрудники института панически боялись человека. Тем более нечего удивляться, что приготовления к королевскому визиту были доверены человеку. Если человеку принадлежит местная монополия на Savoir-Faire – а так оно по-видимому и было – человек в подобных случаях вынужден исполнять свой долг.
Ребус (она примостилась на краешке письменного стола и ее чулок со спущенными петлями торчал в считанных сантиметрах от лица миссис Плашков) слезла и начала мерить лабораторию шагами, сцепив руки за спиной. Человек наблюдал за ней, и каждая замеченная подробность способствовала его духовному росту. На лацкане жакета у Ребус красовались три больших жирных развода, а сзади на подоле – застарелое зеленоватое пятно неизвестного происхождения. Очки до того засалились, что стали почти непрозрачны, немилосердно завитые волосы были стянуты скрепками для бумаг и резиночкой от жестянки с табаком. В углу рта неизменно торчала сигарета (или, как ее называла Ребус, гвоздик), отчего Ребус вечно задыхалась и кашляла. От сигаретного дыма у нее слезились глаза, а пепел и искры щедро сыпались на вазы с цветами, серебряные ножички для разрезания бумаги, чехлы миниатюрных вычислительных устройств и прочие дары цивилизации, которыми человек украсил свою лабораторию.