– Но мы также почитаем за честь и удовольствие еженедельно давать интеллектуальную программу под названием… как называется наша интеллектуальная программа, Прествик?
– “Северные Афины”, Эр-Пэ.
– Это тематическая дискуссионная передача на древнегреческом. Ее никто не смотрит – в буквальном смысле, почти никто. Каковы показатели восприятия, Прествик?
– Слишком малы для подсчета, Эр-Пэ.
– А все же мы и не помышляем с ней распрощаться.
– Очень здорово.
– Почитаем за честь и удовольствие.
– Еще каплю виски, мистер Пошлак? – предложил Нунн.
– Спасибо. Почту за честь и удовольствие. Вот я и говорю… Что это за шум, Прествик?
Ноббс стал обходить помещение, пожимая руку всем и каждому.
– Чрезвычайно приятно, – приговаривал он. – В восторге от знакомства. Очарован.
– Ну разве он не изумителен? – снова зашептались жены. – На самой дружеской ноге со всеми.
Один–два человека помоложе – сотрудники менее чопорных отделов пустились в пляс. Ребус исчезла. Хоу поддакивал заведующему сбытом из паркетной фирмы, что, вне всякого сомнения, мир был создан между восьмым и четырнадцатым июля 5663 года до нашей эры. Пошлак обвил рукой плечо Чиддингфолда.
– Мы почитаем за честь и удовольствие ставить “Обхохочешься”, мистер Чиддингфолд. За честь и удовольствие.
– Еще глоточек виски? – спросил Нунн.
– Почту за честь и удовольствие. Мне на донышко, Кен, плесни самую малость на донышко. За честь и… ради бога, Прествик, примите меры, чтобы прекратить этот адов грохот!
Окружающий мир казался Нунну тепленьким, веселым и приветливым. Словно вернулись былые времена, когда после жаркого трудового денечка, извлекши информацию из какого-нибудь непокорного туземца, Нунн, исполненный тихого торжества, возвращался в столовую, а там его ждала чертовски симпатичная рюмашка. В какие же игры они тогда играли? Комнатное регби. Английские бульдоги. “Где ты, Мориарти?” Все игры были чертовски симпатичные. Он поднял пустую бутылку из-под виски и огляделся, ища, кому бы ее отпасовать.
– Давайте же! – крикнул он. – Посмотрим на вас в деле!
Но никто не обратил на него внимания, и в конце концов Нунн провел быстрый пас какому-то человеку, смотревшему совсем в другую сторону, – просто проучить его за то, что он такой дрянной спортсмен.
– Давай же! – призвал он, но человек раскричался, стал потирать колено и прыгать на одной ноге. Вокруг него собралась горстка сочувствующих. В центре этой группы, на полу, Нунн увидел бутылку, послужившую мячом для регби, и почуял запах битвы. Он согнулся, защищая живот, и врезался в самую гущу, руками обхватил талии соседей справа и слева, проорал: “Трусы! Трусы, черт бы вас взял!”
В пляс пускалось все больше и больше народу. Ноббс стал проделывать свой обход с самого начала, на сей раз пожимая людям левую руку, чтобы никто не заподозрил, будто он слишком консервативен или высокомерен, чтобы распространить королевскую милость на левые руки.
– Какое у него чувство юмора! – шептались жены, правыми руками помогая ему сохранять вертикальное положение. – Честное слово, по-моему, он замечательный.
Пошлак тяжело опирался на плечо Чиддингфолда, другой рукой стискивая локоть миссис Чиддингфолд.
– Ваш муж поставил чудесный спектакль, – сообщал он ей. – За честь и удовольствие почитаю здесь находиться. Все прошло без задка без сучоринки. Без задка без сучоринки? Что я хочу сказать, Прествик?
– Без судка без заборинки, Эр-Пэ, – поправил его сэр Прествик, у которого лицо стало необычайно землистым и измученным.
Нунн выбрался из свалки и теперь вел отряд лаборантов швырять сандвичи с крабами и пустые бутылки из-под горячительного в двух репортеров и фотографа, плененных в загоне для прессы.
Вошел Джелликоу, потянул Нунна за рукав.
– Прошу прощения, сэр, – сказал он. – Но там прибыла еще одна компания из привилегированных слоев, этакий похоронный кортеж на “роллс-ройсах” и “даймлерах”.
– Очень здорово, – сказал Нунн. – Зови всех сюда. Друзья моих друзей – мои друзья.
Со стороны политического отдела в буфетную пристройку ворвалась Ребус с пунцовыми щеками и пылающими глазами, а за нею плелся потрепанный сутулый коротышка, улыбаясь терпеливо и смущенно.
– Я хочу познакомить вас с мистером Плашков, – сказала она всем, кто находился в пределах слышимости. – Мы с ним женимся.
37
“Эхо-4” – сочиняло “Эхо-4” в мирном уединении нового корпуса имени Ротемира Пошлака – блистательная новая фигура на литературной арене. “Оловянные солдатики” – первый его роман, и критики, рецензировавшие это произведение перед выходом в свет…”