Дальше ситуация полностью вышла из-под контроля. Всю торжественность обстановки испортил какой-то здоровенный, бородатый мужик вышедший на трап чуть ли не в домашнем халате.
– Добро пожаловать... – выпалил я и запнулся на полуслове, потому что мужик сладко потянулся, зевнул, хитро глянул на нас из-под густых бровей и пробасил.
– Здорово, коли, не шутишь.
А потом отвернулся к входному люку и гаркнул во всю мощь своей глотки.
– Вставайте, обормоты! Мы уже на месте!
Наверняка здоровяк служил на этом судне штатным будильником, потому что уже через несколько минут на трап вышли несколько человек. Почти все они выглядели так, словно только что покинули теплые постельки, и лишь один из них был абсолютно готов к чему угодно. Я отказывался верить своим глазам! Послом колоний оказался Арт Ронич!
– Берти! – закричал он и поднял руки, едва меня увидев. – Чего ты туда забрался? Спускайся, приятель!
Его искренность, светлая радость от встречи, совершенно неожиданно передалась и мне.
– Арт! – крикнул я и довольно резко опустил диск до уровня верхней площадки трапа. – Давно тебя не видел, бродяга!
Ронич легко, одним прыжком, вскочил на диск, аккуратно обошел оказавшегося на пути Моисея и крепко пожал мне руку.
– Так это ты тот самый пират де Кастро, который захватил половину Луны и провозгласил себя королем? – воскликнул собутыльник и оглянулся на мою замершую в строю армию. – Узнаю старого друга! Ты всегда умел как следует повеселиться.
– Ты тоже, вроде как, карьеру сделал, – я хлопнул его по плечу.
– Добро пожаловать в Солнечную систему, – не к месту серьезно и торжественно провозгласил Моисей и протянул руку Арту. Политик, казалось, совсем не был удивлен, что мы с Артом оказались хорошими знакомыми.
– Премьер-министр нового правительства Земли, – вспомнив о приличиях, представил я политикана. – Моисей Сент-Одре.
– Арт Ронич, – приятель уверенно пожал протянутую руку Моисея. – Помощник депутата СФМП Шамиля Цератели. Член совета парламентской группы «Колониальная хартия».
– Ого! – присвистнул я. – Командор Бертран де Кастро.
– Ты действительно работорговлю здесь ввел? – хитро, в точности так же, как недавно бородатый мужик, взглянул на меня Арт.
– Врут, завидуют, – быстро возразил я. – Просто я не плачу зарплату своим сотрудникам.
– Ага? – не поверил Ронич.
– Я думаю, этот вопрос мы тоже обсудим в ходе нашей личной беседы, – дипломатично ввернул Моисей, и взял Арта за локоть. – Если вы не очень утомлены после перелета, предлагаю начать прямо сейчас.
– Да, правда, – согласился я. – Пройдемте в кабинет.
– Извините, командор, – вдруг заупрямился землянин, – но нам нужно поговорить с глазу на глаз.
– Мы еще успеем с тобой наговориться, – неожиданно подхватил Арт песню Моисея. – Еще выпьем и вспомним старые добрые деньки...
Оба незваных гостя, не спрашивая разрешения, отправились в кабинет, а я, словно чужой, остался стоять у внешнего ограждения террасы кратера.
Сколько раз я слышал – «все происшедшее – к лучшему», сколько раз убеждался в том, что это непреложная истина, но, тем не менее, каждый раз продолжаю злиться по пустякам, когда события не устраивают. Эта, видимо буддийская, фраза снова пришла в голову, когда я, яростно сжимая не в чем не повинный стальной прут ограждения, пытался справиться с желанием пойти и перерезать обоим послам глотки.
Явившийся вдруг Миха сообщил мне неприятное известие – рабы взбунтовались. Каким-то образом им стало известно о гостях в кратере. Они решили, что час избавленья настал, и восстали, надеясь на покровительство неведомых ревизоров.
Я почувствовал, как затрепетало тело в предвкушении удовольствия. Словно прекрасная женщина ждала, изнывая от желания, за легкой шторой, а я, юнец, мальчишка ни разу не вкушавший этот плод, стою, зажав рвущееся из трусов хозяйство, и пытаюсь унять сумасшедшее сердце.
– Необходимо уладить это дело до того, как эти два кретина наговорятся в кабинете, – оскалился я и, как оказалось, этого и не хватало Михе для уверенности.
– Ты думаешь, командир, – не слишком уверенно, но уже с надеждой, спросил русский. – Нам удастся их утихомирить? Они завладели оружием!
Это несколько меняло дело, но положение вряд ли тянуло на громкое имя «критическое».
– Надеюсь излучатели все еще у нас?
– Да, конечно! – поспешил заверить меня Миха. – И бронекостюмы и излучатели...
– И ты не мог справиться с этим быдлом без меня? – разочарованно протянул я.
– Они свалили роботов в баррикаду и прячутся там. Если мы станем использовать лазеры, то можем попортить машины. Кто тогда будет добывать нам кислород?
– Ты напоминаешь мне того придурка, чья машина поломалась в двух шагах от дома и он сидит в задумчивости – как же теперь до дома-то добраться, – поддразнил я вояку. – Ты же вроде русский, а не этот чертов виртуал...
– Не будем же мы сами... – разозлившись, вскричал Миха.
– Мы, – я остановился на площадке у лифта и ткнул пальцем себе в грудь. – Не будем! А они – будут и еще как! Потому, что мы сядем в наш корабль и улетим, а они останутся здесь подыхать без воздуха.
– Я об этом не подумал, – искренне обрадовался сержант.
– Вот поэтому командир здесь я, – охотно согласился я и хлопнул Миху по плечу. – Ну! Поторапливайся. Надевайте броню и покажите этому скоту, кто тут хозяин!
Русский уехал на нижний уровень, а я, как бы душа не стремилась туда же, отправился улаживать еще одно дельце. Не очень-то хотелось, чтоб нашими неприятностями с рабами заинтересовалась команда корабля с колоний.
– Приве-е-ет, – вежливо поздоровался я с развалившимся у входного люка в корабль тем самым человеком-будильником.
– Мы уже здоровкались, приятель, – не слишком-то любезно отозвался он. – В корабль Арт велел никого не пускать...
– Да, мать твою... зачем он мне здался?! – взорвался я, что вызвало совершенно странную реакцию здоровяка.
– Ого, – разулыбался он. – Так бы сразу и сказал! А-то футы-муфры-тут-култура!
Я не очень понял, чем же удалось вызвать извержение непереводимых слов, но решил продолжать в том же духе.
– Запиши себе в башке, тупоголовый, – я, наконец-то, разговаривал, как и подобает сеньору с быдлом, а колонисту это, похоже, еще и нравилось. – Как только Арт с этим петухом расписным наговорятся, мы устраиваем пир. Вся команда может ввалиться. Ты... тоже, если руки помоешь.
– О'Кей, земляк, – совсем уж неожиданно для меня заржал бугай. – Считай, что я уже там.
– И вот еще что! – как бы нехотя добавил я. – Мои ребята в подвале решили поразмяться – крыс пострелять. Так что не обращай внимание на пальбу.
Снизу как раз донеслись вопли, ругательства и целая канонада. Спустя минуту, из моего коммуникатора раздался голос Михи.
– Командор, мы загнали скотов в угол у отсека воздухообразователя. Они хотят сдаться, но станут разговаривать только с тобой!
– Иду, – коротко бросил я и уже собирался уходить, но здоровяк меня приостановил.
– Я не слышал, чтобы крысы разговаривали, – почему-то угрожающим тоном, поделился он.
– Все дело в этих проклятых прогрессе с гуманизмом, – пожаловался я, высвобождая плечо из его лап. – Раньше-то они и пикнуть не смели...
Сумеречный, освещенный только редкими, тусклыми, синими светильниками, коридор был завален покореженными роботами и трупами рабов. Сотни разорванных на куски тел, руки, ноги, головы в лужах крови. Выпученные от боли и страха безжизненные глаза покойников, сталактиты из запекшейся крови, намотанные на гусеницы сломанного механизма кишки...
Оставшиеся в живых бунтовщики сверкали полными бессильной ярости глазами из-за баррикады, а командос попросту сидели на полу среди мертвяков. И хотя хамелеоны небыли включены, потеки крови, и сгустки мозгов на броневых пластинах как нельзя лучше маскировали бойцов. Если бы это кому-нибудь было нужно. Стояла тишина, и лишь лежавший между командос и баррикадой раненый раб быстро-быстро дышал. Его грудная клетка была разорвана пулями, и при каждом вдохе-выдохе розовые легкие показывались в дыре. Он был явно на пороге смерти и должен был скоро сдохнуть. Вид его агонии, по-видимому, бойцов развлекал.