Вооружившись игольчатыми винтовками и капсюльными револьверами, саблями и ножами, они бились насмерть. Силуэты сплелись в танце. Движения нескладны, лихорадочны, хаотичны. Они горели губительным пламенем.
Аккомпанементом служила тревожная и такая живая музыка убийства. Она преследовала человеческую расу на протяжении всей её истории. И теперь звучала сочнее, чем когда-либо.
Как высекаемые при перебирании струн на гитаре ноты, звучат вопли раненых, крики умирающих и боевой клич пока живых. Искромётный звон металла при столкновении клинков подобен высокому пению дев. Чавкающий глуховатый звук, с которым лезвие прорезает ткань и плоть, напоминает протяжные стоны контрабаса. Громыхание огнедышащих пушек, дымящихся фузей и пистолетов сродни дикому бою тамтамов во тьме керзеканских саванн.
Над сценой бесчеловечного сражения витала аура животного страха. Будто ливень, она падала смоляными каплями вниз, покрывая всех и каждого.
Физиономии фантомов пустовали, но подобия их ртов корчились в неописуемой боли, вторя раненым телам. Слепая ярость вырывалась из глоток как медвежий рёв, говоря о безрассудстве и кровожадности. Таково убиение себе во спасение – отголосок Глухой Эпохи[1], прочно укоренившийся в самой природе homo sapiens.
Воображение разыгралось не на шутку. Непотребное зрелище. Но я не отрицал его натуральную, табуированную красоту.
Я совсем потерял счет минутам. Тем временем все кончилось – и кончилось дурно. В частности, для торутийцев.
***
Кто-то постучал в металлическую дверь каюты, вырвав меня из нескончаемого потока иллюзий.
– Is anybody there?[2] – Послышался из-за двери приглушённый бас. Визитер говорил по-энедийски[3] – на общем в Кельвинтии языке, выбранном как инструмент интернациональных коммуникаций.
Все должно было проясниться. Но нет – еще больше вопросов прибавилось, ответы на которые брать неоткуда. В довесок инкогнито вёл себя вопреки логике вещей.
Это был иностранец. Вряд ли он умел изъясняться на торутийском. В моё личное пространство ворвался неприятель! Мне грозила опасность. В те пару-тройку минут игры в молчанку я думал именно так.
– Мистер Бохарт, Вы тута?
Его вопрос навевал мне мысли сугубо смехотворные в своём абсурде. Казалось, я один был виновен в атаке на «Навту» и всех сопутствующих тому убийствах. Тогда это посчиталось нонсенсом. И только потом заимело смысл.
Затекли ноги. Я непроизвольно дёрнул ими, брякнув об деревянный пол. Аноним понял, что его игнорируют. Рассвирепев, он беспардонно проорал:
– Э, шавка, чё придуривашься, а? Каво пыташься околпачить? Я знаю, шо чи тама. Давай вылетай, пока за́ ноги не вытащили!
В порыве гнева визитёр не упустил шанс вдарить кулаком по двери со всего маха. Что я могу сказать… сработало. Отрезвляюще так. Я призадумался на секундочку – и понял: лучшим выходом было подчиниться. Во спасение себя.
– Д-да-да, я здесь, – заговорил я несмело. – Ради всего святого, умоляю Вас, не делайте мне больно!
Страх забил бронхи, как мокрота, не давая вдохнуть полнотой легких. С трудом я всё-таки смог загрести воздух ртом и встал с облюбованного места.
Сопротивление было бессмысленно. Раз нападавшие одержали верх над командой корабля, выживание требовало довериться анониму. Альтернативы не было. И я… сполна заплачу запрашиваемую цену. Мне есть за что жить. А умирать – не за что.
– Ага! Кажись, чи умешь по-нашински, – язвительно заключил мужик, грузно потоптавшись на месте. – Хде именно чи щас находся?
– У двери, – промямлил я, стараясь полностью включиться в диалог, как того и требовал инстинкт самосохранения.
– Чи тама в засаде сидишь, чё ль? – расхохотавшись, предположил инкогнито. – С какой-нить тяжелой погремушкой, небось. Не выйдет, приятель. Брось, шоб я слышал!
– В руках ничего нет, честно, – забубнил я в надежде, что тот поверит мне, и мы покончим со всем.
– Хонишь! Чем тама чи тада занимался? Неуж думал, шо эти сосунки вывезут? Сидел и ждал, када сё наладится? Чё за тупица… Каж шаг наперёд надо прощитывать! – предосудительно пустился в рассуждения незнакомец, отбросив подальше серьёзность. – Не суть. Ес и прячешь хде-та в закромах свой бабий револьверчик, ничё у тя не выйдет. Скорее, се в ногу стрельнёшь…
– Револьвера тоже нет.
Прозвучит дико, но поддержание коммуникативного контакта меня успокаивало. Так я мало-помалу уходил от самобичевания и боязни за свою жизнь.
– Харош-харош. Щитай, убедил. Тада сушай. Ес дороха́ шкура, сделашь сё прально. Медленно, одной рукой открывашь дверь. Высовывашь вторую в проём, шоб я видал. Продолжашь распахивать до упора. Потом – выхошь сам. Сё это время я буду держать тя на прицеле. Давай. И не учуди чаво: слушаться в твоих же интересах.
– Я сделаю, как надо, – ответил я, глубоко вздохнув. – Открываю дверь…
[1] Прообраз Глухой Эпохи – Каменный Век.
[2] «Здесь кто-нибудь есть?»
[3] Прообраз энедийского языка – английский.
Часть первая. Буревестник (1-3)
Глава третья. Контракт с Дьяволом
Спустя один час
На выходе стоял плешивый колосс. В перепачканных кровью сорочке, брюках и жилете. Даже квадратную физиономию окропило красным торутийского розлива, заставив поморщиться.
В правой руке бугай держал тяжеленный револьвер. Прицел бегло гулял по телу, отбирая новые точки для выстрела наповал.
Не знаю, пугало ли больше оружие или резоном служил сам здоровяк. Ивентарец наверняка мог с лёгкостью раздавить мне голову. Никогда не встречал такой горы мяса. Даже в коллективе видавших виды матросов. Этот фрукт превалировал над всеми.
Здоровяк напоминал полубога из античных мифов. Он будто ворвался в наш век из тех темных эпох, когда только развитая мускулатура всё решала.
На широкой харе амбала проявилась ухмылка. Он чувствовал превосходство и был уверен, что всё под контролем.
– Руки за холову, – зашевелились толстенные губы. – Спиной повернись.
– Так что вам всё-таки нужно?
Поросячьи глазки людоеда сверкнули недобрым огоньком. Крылья картофельного носа изогнулись в злобном сопении, обнажая пучки кучерявых волосинок внутри ноздрей.
– Е***ку захлопни, – сказал амбал, как отрезал. – Босс сам сё объяснит.
– Ладно-ладно, – недовольно отозвался я.
– Та-то лучше. – Мужик ткнул мне револьвером в спину, подгоняя. – Айда. Нам предстоит лёгкая, ненавязчивая прохулка до трюма.
– Я не знаю, куда идти.
Мутанту это заявление не пришлось по вкусу. Он грубо пихнул меня рукой вперёд. Я чудом удержал равновесие.
– Зато я знаю! Шевели задом.
Отвечать я не стал. Просто пошёл вперёд. Дуло пистолета никак не касалось меня. Но я будто чувствовал ту траекторию, по которой пуля проделает дыру в теле, если что-то пойдёт не так…
Число шагов перевалило за полторы сотни, когда мы закончили променад и спустились на самый нижний ярус корабля. Перед нами стояла двустворчатая чугунная дверь, ведущая в трюм.
– Стучись, – потребовал амбал.
Я выполнил команду. Удары напоминали крысиный скрежет в стенах.
– Девка с членом… – Здоровяк смачно, с презрением плюнул на пол.
«Иди-ка ты к х*ям собачьим, горилла безмозглая», – подумав так, я угодил задетому самолюбию и уберёг себя от стресса: воспринимаю всё близко к сердцу.
Послышалось копошение и приглушённые металлом голоса людей: кто-то вовсю корпел над замком. Дверные створки плавно откатились. А бо́льшая часть вопросов, которыми я задавался в эту фатальную ночь, разом отпала.
Нас встретило двое коллег людоеда. Я сразу понял, кто это: по одним алым мундирам и нашитым под погонами на предплечьях флагам Ивентарской империи. На белом фоне был изображён золотистый четырёхглавый дракон, в полёте испускавший вверх из каждой пасти багровое пламя.
Военный флот Её Величества королевы Деборы! Я должен бы догадаться!