Апертус выбрал: Собрание рассказов учеников Сократа об его жизни, деяниях и учения.
– «Кто таков этот Сократ, и чему научал он?» спросил Омар.
– «Сократ был бедный Афинский гражданин,» отвечал Апертус. «Он исполнял все обязанности, на него возлагаемые; платил исправно подати; снискивал пропитание трудом; защищал оружием отечество, когда оно было в опасности, и с покорностью предлагал ему свои услуги. Но когда отечество не захотело употребить его, он взял на себя обязанность говорить людям правду, и учить их истинной мудрости и добродетели. Сократ не искал первых причин[2], не занимался глубокомысленными теориями, говоря, что в них ум не просвещается, но заблуждается, и доказывал сие тем, что Природа свободно и легко дарует нам нужные познания, и затрудняет изучение знаний бесполезных, довольствующих одно любопытство. Сократ утверждал: что наука, единственно нужная для людей, есть наука их обязанностей и отношений к человечеству. Он говорил, что мудрость есть не что иное, как просвещенный ум, который снимает обманчивые цвета с предметов нашей боязни и надежды, и показывает нам сии предметы в их истинном виде, а сим дает прочность и основательность нашим суждениям, подвергая притом волю нашу одному закону необходимости. Мудрость, таким образом понимаемая, говорил Сократ заставляет человека быть справедливым, убеждая, сколь полезно для него самого повиноваться законам и никому не вредить, и порождает в нем умеренность в желаниях. Изъясняя таким образом мудрость, Сократ вывел из сего заключение, что добродетель есть не что иное, как мудрость, или знание, а порок невежество, или заблуждение. Он любил всех людей как братий, и из всего рода человеческого ненавидел одного только человека, а именно того, кто первый осмелился сделать различие между справедливым и полезным. Убежденный в истине и пользе своих правил, Сократ не боялся порицать в глаза и за глаза сильных и могучих злупотребителей власти, развратных эгоистов, гнусных лицемеров, буйных юношей, тщеславных софистов, бессовестных судей и небрежных родителей. Он просил, увещевал, убеждал людей быть добрыми, и наказывал злых и упорных орудием насмешки….»
Омар слушал Апертуса с величайшим вниманием. На лице его изображалось удовольствие. Наконец он поднял голову и сказал громко: – «Довольно! Вот таких людей люблю я, будь он Гяур или Мусульманин! Где этот Сократ? Подавай его сюда – я тотчас сделаю его первым моим Визирем или Муфтием!»
– «Сократа давно уже нет в живых,» отвечал Апертус.
– «Жаль!» возразил Омар. «За один волос из бороды его, я отдал бы целый город ваш! – Вы, Гяуры,» примолвил Омар: «воздаете божескую почесть смертным, которые прославились между вами мудростью или неустрашимостью, воздвигнете им храмы и истуканы. Скажи же мне, Апертус, чем воздали Сократу его современники за его мудрость и любовь к добру?»
«Сократ просил за труды свои и службу отечеству только куска хлеба, на старость, а сограждане отравили его ядом!» отвечал Апертус.
– «Гяуры, собаки!» воскликнул в бешенстве Омар, топнув ногою и махнув нагайкою. «Как! За что?»
«Сократ учил верить во единого Бога – и его обвинили в безбожии; он научал чтить одну добродетель, даже в бедных и в чужих людях, а презирать порок даже в сильных и в родных – его обвинили в безнравственности и расторжении родственных связей. Он научал чтить закон и власть, но советовал обличать и преследовать злоупотребителей, – его обвинили в распространении возмутительных правил,» сказал Апертус.
– «Проклятые Гяуры!» проворчал Омар. «Апертус! отнеси эту книгу ко мне, и отдай моим Улемам, чтоб они перевели ее на Арабский язык. Остальною здешнею мудростью я хочу хоть однажды согреть народ, и при теперешнем недостатке дров, велю топить общественные бани этими лохмотьями.»
– «Государь! Ты мне позволил говорить тебе по одной правде на день,» сказал Апертус.