— Разумеется, как и во всей Омаре. Однако Кванар Римун верит, что сам обладает некими выдающимися способностями. Он еще не зашел настолько далеко, чтобы объявить самого себя богом, но, уверен, только от недостатка поощрения. К счастью, никакой реальной магической силой он не обладает, иначе судьба Омары была бы поистине ужасна. Он нетерпелив, как ребенок, и самообладания у него столько же. Вот вам набросок к портрету моего Императора. Сам я родился, можно сказать, в тени внутренних стен его цитадели и хочу заметить, что родичи мои отнюдь не заслуживают презрения, ибо они вовсе не сумасшедшие (по крайней мере не все, поскольку знакомством со многими из них я не могу похвастаться). Но наш Император — безумец, который насаждает законы, отнюдь не требующие насаждения, поскольку содержание их является общепризнанной истиной. Только поэтому его действия и не встречают отпора. Есть еще, конечно, война, но поскольку Император единственный, кому хоть что-нибудь об этом ведомо, то остальные о ней попросту не говорят. У нас впечатляющая армия и флот, но ни о каких сражениях, в которых они принимали бы участие, я за всю мою жизнь ничего не слышал.
Ну да ладно, у меня нет желания пересказывать вам всю мою историю в подробностях. Было время, когда я занимал довольно значительное положение при дворе, но, как и у всех высокопоставленных лиц, у меня были свои враги, которым удалось дискредитировать меня (презренное дело, целиком и полностью сфабрикованное при помощи алкоголя и неких молодых особ), и я был заметно понижен в чине. Я стал обыкновенным чиновником при одном из Администраторов, в чьи обязанности входило держать меня под присмотром. Я был все равно что в тюрьме, поскольку его надзор ограничивал даже мою свободу передвижения. В качестве чиновника я все же имел доступ к определенной информации, но она была сплошь сухая и скучная. В мои обязанности входила обработка множества архивных документов. Единственное удовлетворение, которое доставляла мне служба, заключалось в том, что я мог незаметно сунуть свой нос туда, куда не требовалось.
Последнее замечание вызвало усмешки на лицах слушателей, находившихся ближе к рассказчику, а из полутемных углов зала раздались отдельные смешки.
— Исполняя эту должность, я и услышал впервые о прибытии в город человека, который спит сейчас перед вами. — Гайл кивнул в сторону Корбилиана. — Он пришел издалека, — продолжал рассказчик, выразительно взглянув на Брэннога. — Вы все об этом услышите от него самого. Поэтому я возвращаюсь к своему рассказу. Судя по сплетням, которые мне удалось подслушать в коридорах дворца, пришелец был… как бы это выразиться?.. еретиком, что ли.
Его взгляды, мягко говоря, несколько непривычны, — об этом вы тоже еще услышите. Во всяком случае, во дворце шептались, будто этот человек причалил к одному из малых островов на западе Цепи и объявил, что может повелевать некоторыми силами. Разумеется, все решили, что он попросту дурачок. Выбери он другую страну (впрочем, я сомневаюсь, что он действительно выбирал Цепь), его бы, по всей вероятности, просто проигнорировали. Сначала вежливо выслушали бы, а потом перестали обращать внимание. У нас же слухи о появлении человека, предположительно обладавшего незаурядными способностями, скоро достигли ушей Кванара Римуна. Он, естественно, тут же пожелал с ним встретиться. Не успел Император издать декрет (Император не задает вопросов и не отдает приказов — каждый его шаг облекается в форму декрета), как чужака тут же привели пред его ясные очи. По моим сведениям, около ста военных сопровождали его во дворец. Думаю, это свидетельствует о том, насколько серьезно отнесся Кванар Римун к притязаниям незнакомца на власть.
Разумеется, я не смел и надеяться на то, чтобы присутствовать при встрече Императора с чужестранцем, но кое-какие слухи об этом благословенном событии до меня все же дошли. Двор буквально гудел, обсуждая новость. И вновь я вынужден принести извинения, что говорю от имени Корбилиана — он наверняка предпочел бы сообщить об этом сам (и, смею вас заверить, сделал бы это гораздо более красноречиво, чем я), однако должен сказать, что он внушил всем глубокий трепет. Он открыто заявил, что способен выпустить на волю некие силы. Как, спрашивается, должна была реагировать на это нация? Посмеяться над ним? Предать его смерти? Выбор, как вы сами понимаете, был невелик. И все же Император, веря, будто тоже обладает могуществом, еще больше смутил своих подданных, проявив неожиданное снисхождение к опасному чужеземцу и объявив, что понимает его. Он зашел так далеко, что даже побеседовал с ним наедине, — думаю, надеялся выведать секрет его могущества. В глубине души безумный Император поверил каждому слову пришельца, но не хотел признавать это открыто.