На какое-то мгновение маленькая женщина снова прильнула взглядом, полным отчаяния и любви, к глазам мужа, которого уже выталкивал из комнаты Газарбеков.
Ротмистр внимательно следил за ней. Убедился, что она вынесла пытку, ничем не выдав себя, разрешающе сказал:
— Не задерживаю, госпожа Александрова... И, когда она вышла, деловито обратился к подчиненным:
— Надеюсь, запомнили внешность. Пусть помечется туда-сюда. По ее следам накроем все большевистские явки в Порт-Петровске и окрестностях. А Губанова и остальных бензинщиков еще подержим. Как приманку.
...Ничего, кроме конфуза, не принесла ротмистру Юрченко и эта его затея. Маленькая женщина, в которой он сразу, несмотря на подлинный паспорт жены тифлисского пристава, заподозрил жену Губанова, перехитрила всю контрразведку. Посланная Кавказским комитетом большевиков из Баку в Порт-Петровск на поиски мужа, ушедшего в море под фамилией, известной лишь участникам рейса, она отлично сыграла роль своенравной барыньки — супруги полицейского держиморды из Тифлиса. Ловко провела и тюремное начальство и хитроумного начальника деникинской контрразведки. Даже тот заколебался и ненадолго поверил, что она действительно тифлисская приставша, настолько был обескуражен стойкостью большевички, когда объявил ей, что казнь Губанова предрешена. А поверив, хотя бы ненадолго, выпустил из своих рук. Спохватился, да поздно...
Две недели контрразведчики разыскивали тифлисскую приставшу, но та как сквозь землю провалилась. Наконец на пятнадцатый день тюремное начальство дало знать ротмистру, что в контору являлась неизвестная женщина с просьбой повидать Константинова и что просительнице велено прийти завтра. Не сомневаясь, что назавтра получит ускользнувшую большевичку, обрадованный Юрченко наказал тюремщикам, если она придет, разрешить свидание и тут же сообщить в контрразведку. Тюремщики так и поступили, но контрразведник, посланный стеречь приставшу, чтобы не упустить ее, когда она выйдет из тюрьмы, и арестовать, когда она попытается войти в дом, где укрывалась, зря проторчал у тюремных ворот. Запомнив ее в кабинете Юрченко на очной ставке с Губановым, он лишь мельком глянул на седую сгорбленную женщину, похожую на базарную торговку с корзиной на локте, которая вышла из пропускной будки у ворот и направилась в город. Только через час, тщетно прождав миловидную, молоденькую, черненькую и маленькую приставшу на морозном ветру, он справился в тюремной конторе и выяснил, что седая женщина с корзиной приходила на свидание к бензинщику Константинову. Теперь и ее след простыл...
В письме Евгении Дмитриевны Губановой, которое я отыскал в своем архиве, рассказ о том, как ей посчастливилось ускользнуть от деникинской контр-разведки Порт-Петровска, занимает всего несколько строк:
«...Обратно выехать из Петровска с паспортом жены тифлисского пристава было нельзя: могли арестовать контрразведчики. Повез меня, как свою жену, Малахов — один из товарищей Феди по совместной работе. Если бы он не оказал эту услугу, мне не пришлось бы уйти от Юрченко. А когда я благополучно вернулась в Баку после того, Кавказский комитет направил в Петровск мать Феди, которая выехала туда под видом торговки...»
Вот тогда ротмистр Юрченко и очутился опять в дураках.
Несмотря ни на что
Да, сгорбленная седая женщина, которую прозевал контрразведчик декабрьским утром, в канун нового 1920 года у ворот тюрьмы, была матерью Губанова. И сгорбилась она не столько под грузом прожитых в нужде лет, сколько под тяжкой ношей мучительной материнской тревоги за судьбу сына, потрясенная его откровенной просьбой, высказанной через тюремную решетку в момент недолгого свидания. Он торопливо и горячо прошептал:
— Уходите, мама, и уезжайте из Петровска. Помочь больше не поможете, кроме как уже помогли: поддержали своей лаской и успокоили насчет Жени. Счастливо вырвалась. Помогите ей вырастить Павлика и Валечку: Спасибо, и прощайте, или этот интеллигентный палач Юрченко схватит вас, лишь бы напакостить мне. И не надо, чтобы видели вы, как будут вешать меня. Не плачьте, прощайте, мама!..
Нелегко было выслушать эти слова, нелегко было и произнести их.
«...Конечно, мать его не послушалась, — прибавила в своем письме Евгения Дмитриевна Губанова, — а стала продолжать все, что делала: разъезжать, как торговка мелочами, по ближним селениям, чтобы отвести глаза деникинцам, а когда возвращалась в Петровск, через верных людей наводила справки. В последних числах января уехала опять с товаром, вернулась уже в середине февраля и узнала, что Феди и его товарищей в тюрьме нет...»