Зовут меня Томас Грин, и я омега. Судьба зло посмеялась надо мной, потому что я родился омегой, в мире, где у них всего две функции – рожать детей и ублажать мужа. Я скривился от неприятных мыслей. Мне еще повезло, лет так шестьдесят назад моего мнения даже спрашивать бы не стали – альфы забрали бы, не церемонясь при первой же течке и вуаля, я женат! Или не женат, что еще хуже. «Жуткие были времена», – рассказывал дед, если честно, мне иногда от его историй до сих пор кошмары снятся.
Куча разрушенных судеб и сподвигло наше правительство, наконец, взяться за ум. Было введено много довольно жестких законов, чтобы хоть как-то разрулить кошмар в стране. С тех пор все омеги до совершеннолетия носят специальные маски-фильтры, блокирующие запахи альф. Снимаешь маску и гарантированно наступала течка. Если бы существовала мировая справедливость, то я бы нацепил намордники на самих альф, но как понимаете в стране, где девяносто процентов начальников отнюдь не омеги, это трудновато сделать.
А в восемнадцать маска снималась, обязательно в торжественной атмосфере (фанфары, свечи, торты, у кого какая фантазия) и омежка выбирал себе пару и мужа на балу. Самый почетный и известный устраивал сам император в столице три раза в год. Выгодно всем – омегам не надо прятаться во время течки, а альфам годами искать себе пару. На балах знакомились, узнавали и часто находили друг друга Истинные пары. Из-за таблеток не было безумного влечения, включался ум и многие браки, после бала оказывались счастливыми. Мои родители двадцать лет назад как раз и познакомились там.
Если я не смогу найти свою пару и меня не соблазнит какой-нибудь наглый альфа, то я стану совершенно свободным от вмешательства в жизнь. Я бы мог устроиться на любую работу, сделать карьеру, путешествовать, жениться, развестись, и много еще чего. Только так бывало очень редко. К тому же на нас кроме наморд... то есть масок нацепили еще и браслеты. Если они загорались зеленым, все, где-то рядом бегает Истинная пара и никуда уже не денешься… Снять браслеты дело гиблое, я уже пробовал...
Когда я добежал до жилища Нэда и Сэма, моих лучших друзей, то немного успокоился. Братья мне сочувствовали, но ничем помочь, увы, не могли. Они, в отличие от меня, были настоящими омегами. Оба невысокого роста с изящными хрупкими фигурами и с русыми волосами. Даже лица были нежными - огромные синие глаза, маленький носы, изящные губы. Их хотелось прижать к себе и тискать как куколок.
Окруженный зеленой лужайкой дом был построен из белого кирпича (есть еще чудаки до сих пор использующие этот старинный материал). С разбегу преодолев ступеньки крыльца, я толкнул незакрытую дверь и зашел внутрь. От тысяч кровавых маков на стенах зарябило в глазах. Родители братьев очень любили цветы, поэтому дом напоминал оранжерею - везде стояли кадки с разноцветными растениями и даже с потолка свисали бледно-желтые орхидеи. Нэда я нашел в их общей спальне, он с азартом играл в вирт-гонки и из-за черного шлема на голове напоминал гигантского муравья. Я бросил маску на стол и хлопнул парня по плечу:
- Привет головастик!
- Привет-привет. Тебе бы в бокс идти надо, Рыжик, - беззлобно проворчал друг, отходя от меня подальше и снимая шлем.
- А где Сэмми?
Нэд указал пальцем на бесформенную кучу на кровати, которую я вначале принял за брошенный мусор:
- Вон лежит. Весь день вальс репетировал, чуть копыта не откинул.
- Выкрутасами альф не покорить, - хмыкнул я.
- А чем еще? - раздался слабый голос с кровати. - Может, поделишься секретом, о великий соблазнитель?
Я пожал плечами:
- Не знаю... может умом?
- Вечные слова Томас! Не забудь только альфам сказать, чтобы сначала тебе в мозги заглянули, прежде чем на задницу пялиться!
- Да ну вас, - вяло отмахнулся я.
- А что с голосом? - спросил поднявший голову Сэм.
- А что с ним не так? - я улыбнулся так, что челюсть заболела, но видимо, плохо старался, так как парень продолжал на меня пытливо смотреть.
- Отец запретил даже думать об учебе, и не будет делать прошение об отсрочке, - раскололся я. - Но ничего, что-нибудь, да придумаю.
Братья переглянулись, они знали о моих планах, хоть и не понимали их. Быть любимыми мужьями казалась им неплохой участью.