Жди меня, брат, и однажды я снова постучусь в твою дверь, чтобы обнять тебя и сказать "спасибо".
Вечно твой Риан Мариус."
"Дорогой Риан!
О каких таких долгах ты говоришь?! Да это мне впору тебе в ноги кланяться! Вверив Салли моим заботам, ты сделал мне самый чудесный подарок за всю мою жизнь! Когда я взял на руки нашего мальчика в первый раз, то понял, что никакой другой ребёнок не смог бы вернуть мне радость жизни. Ты ничего мне не должен. И я тебе клянусь, что наш Алекс вырастет таким же замечательным, умным и славным мальчиком, каким был Салли.
То, о чём я хочу тебе написать, мало кто из ныне живущих знает. Я знаю, что ты пытался выяснить обо мне как можно больше, но к тому времени всё, что только было, было схоронено в недрах внутренней разведки, чтобы заткнуть рот Майкару. Я хочу рассказать тебе всё, чтобы ты знал.
Я родился в военном городке Ла-Манше. Ты наверняка слышал об этом городе. Он и сейчас один из самых закрытых в стране. Мой старший отец альфа Даг Стренж был просто мерзким человеком во всех отношениях. Он регулярно избивал и моего папу Синди и меня. Когда мне было десять лет, папа умер от последствий этих побоев и я остался с отцом один на один. Теперь он на мне вымещал дурное настроение и неприятности по службе.
Папа успел меня хоть как-то подготовить к началу созревания - рассказал про течки и как уберечься от отца. Первые полтора года мне это удавалось, но за три луны до моего четырнадцатилетия я всё же попался. Отец пришёл домой пьяный и учуял, что у меня вспышка. Он даже не сказал ничего - просто вцепился в меня и изнасиловал. Было ужасно больно, страшно и омерзительно. Потом ещё много лет мне эта ночь снилась в самых жутких кошмарах. В том числе и то, как он кусает меня. Хорошо, что метка пришлась на самый изгиб плечевого сустава и под одеждой незаметна... Когда вспышка закончилась и отец понял, что сделал, он даже не удивился, а просто махнул на всё рукой. Он искренне считал, что пока мне не исполнится четырнадцать, то ничего не будет. Я тоже надеялся, что всё обойдётся, но очистка так и не состоялась. Когда отец учуял, что мой запах изменился и вынудил меня признаться, то я был уже на второй луне и, как мог, скрывал токсикоз. Все эти недели отец продолжал меня насиловать - случалось по два-три раза за день. Поняв, что я всё-таки забеременел, он начал делать всё, чтобы убить малыша, спровоцировав выкидыш. Он отвратительно меня кормил, бил, в том числе и за украденную еду из холодильника... Мне нужны были витамины и нормальная еда, которых не было. А потом отец забрал меня из школы, чтобы никто не понял, что со мной происходит - он ожидал повышения по службе и скандалы были ему ни к чему. Когда мой живот стал слишком заметным, он попросту запер меня дома.
Само собой, что бесследно это пройти не могло. Выкидыша так и не случилось, но Сэмми отнимал у меня всё, что мог. Я видел это по тому, как всё более тусклыми и ломкими становились мои волосы, портилась и приобретала нездоровый цвет кожа, ухудшалось состояние зубов... Я сильно похудел. Я понимал, что всё плохо, и пытался как-то это исправить, за что снова был бит. Если бы только тогда у меня хватило смелости сбежать и обратиться за помощью хотя бы к кому-нибудь из соседей... но я был так запуган отцом, что у меня даже мыслей об этом не возникало довольно долго, а потом я и вовсе не мог выбраться из дома, хотя следовало бы. Если бы ты знал, как я проклинал себя потом за слабость... Я и сейчас ненавижу себя за это. Может, Сэмми и родился бы с замутнённой кровью, но он бы жил, а потом, возможно, я всё же нашёл Майкара, и у нас была бы хорошая семья и много детей...
Отец продолжал насиловать меня даже тогда, когда я был на позднем сроке. Он уже всерьёз намеревался сожительствовать со мной, пичкая противозачаточными, когда мой малыш родился. Это случилось осенью - в конце девятой луны на двадцать пятый день. Отец, который к тому времени получил своё повышение, был в тот день на дежурстве, а я так ослабел, что когда начались схватки, боялся, что не справлюсь, и тогда Сэмми точно погибнет. Отец ни разу не вызывал мне врача, даже когда мне было очень плохо, про роды я знал мало и очень боялся, что что-то пойдёт не так. Роды получились долгими и тяжёлыми, я как мог, старался не кричать от боли... Когда я услышал, как Сэмми тихо плачет, я понял, что всё получилось. Мне было очень плохо, но надо было довести дело до конца. Я кое-как справился, искупал Сэмми, перерезал пуповину кухонным ножом, который приготовил заранее... А когда увидел моего малыша... Да ты и сам знаешь, что это такое - смотреть на своего мальчика, который только что появился на свет. Я не сводил глаз с Сэмми всё время, когда кормил его. Молока было мало, и я снова начал бояться, что оно пропадёт. Чем я буду кормить моего "совёнка", если молока не будет?.. Но я так устал, что сразу после первого кормления просто заснул рядом с моим малышом. Разбудил меня запах отца, который вернулся домой. Он уже стоял рядом с нами и тянулся к моему мальчику с таким лицом, что я сразу всё понял. Я не знаю, откуда у меня взялись силы, но я одной рукой схватил Сэмми, второй нащупал нож, который продолжал лежать неподалёку и ударил отца наобум. Попал как раз по руке. Пока он пытался унять кровотечение, я выбежал из дома и побежал прочь от этого проклятого места. Я не помню, как добрался до грунтовки. Совершенно не чувствовал ни промозглого холода, ни грязь под ногами, ни то, что из меня снова течёт кровь. Я думал только о том, как спасти Сэмми, унести его как можно дальше от этого мерзавца. Потом я помню свет фар и силуэт человека. Это был альфа, и я сперва испугался, что это отец, но альфа заговорил со мной, и я понял, что это не он. Я только потом понял, как мне повезло, а тогда меня трясло от одного только запаха альфы. Но этот - Тиль Штерн - сумел убедить меня, что поможет. Что-то в нём было такое, что я поверил. Он посадил меня в свою машину и отвёз в областную больницу. Всю дорогу он пытался со мной разговаривать, но я почти не слушал его. Как приехали, тоже плохо помню - мне становилось всё хуже и хуже. Помню, как меня уговаривали отдать Сэмми - дескать, его и меня надо осмотреть... И я потерял сознание. Очнулся в палате, весь в проводах и трубках, а рядом со мной сидел санитар. Я начал спрашивать про Сэмми, и он мне сказал, что мой мальчик умер. Я не поверил, начал требовать, чтобы мне отдали моего мальчика, посрывал всё с себя... Меня начали успокаивать, а потом просто что-то вкололи. Когда я немного успокоился, мне принесли Сэмми... Я не хотел верить, что это мой малыш, но у Сэмми была одна примета - чуть заострённое правое ушко, а под ним - чёрная родинка. Потом был снова провал... и пустота. Как после папиной смерти, первого изнасилования, в течение всей беременности... Раньше меня удерживал на нашей грешной земле только Сэмми, а теперь я остался совсем один. Я не хотел жить.
Следующие недели я совершенно не помню. Только в клинике, куда меня переправили, узнал, что моего отца всё-таки нашли и призвали к ответу. Что он сказал, что меня изнасиловал какой-то чужак, а он, стыдясь позора, скрыл этот факт. Что я сам напал на него, стоило ему только попытаться посмотреть на ребёнка. Он отделался выговором и штрафом за недонесение в социальную службу, а меня спихнул на государство, подписав бумаги на помещение меня в психиатрическую клинику. А ещё я узнал, что Сэмми умер вскоре после первого кормления - даже молоко не успело перевариться. Он родился таким слабым, что его сердечко просто не выдержало и остановилось... В клинике я провёл почти полтора года, и за всё это время у меня не было ни одной течки. Врачи сделали вывод, что детей у меня больше никогда не будет.
Все полтора года я винил себя в смерти моего мальчика, и меня буквально силой заставляли жить. Я понемногу начал учиться, есть самостоятельно... а однажды весной ко мне приехал Тиль. Я с трудом, но узнал его. Оказалось, что он так и не смог меня забыть, и приехал пригласить меня погостить в его семье, а потом, если я захочу, перебраться к ним насовсем. Меня это очень удивило - даже мой отец ни разу обо мне не вспомнил, а тут совершенно чужой человек. И всё же я согласился - Тиль мне понравился. Уже у него дома его муж Один мне рассказал, что за эти полтора года их жизнь полностью изменилась - они стали настоящей семьёй. И случилось это после той самой ночи. Пока я жил у Штернов, я очень полюбил их и их сына Дэниэла, которому тогда было четыре года. И я согласился остаться у них. Было тесновато, но мы хорошо жили. Я вернулся в школу, а когда писал заявление на паспорт, то попросил записать меня на фамилию моих опекунов. Я не хотел, чтобы в моём паспорте стояла фамилия родного отца.