— Нет! — попятившись, воскликнул Квинт. Все его страхи вернулись. — Значит, ты все же хочешь заставить меня забыть задание!
Pot Конна Лира стал жестче.
— Ты глуп, Квинт Туллий! Думаешь, я не мог заставит тебя забыть твое задание без предупреждения? Ты смеешь думать, что я солгал, когда сказал, что доставлю тебя в Глочестер? Зелье сотрет из твоей памяти только один день, не больше.
— А если я откажусь выпить зелье?
— Тогда ты останешься здесь, пока не согласишься.
Квинт стиснул зубы. У него не было выбора, кроме как довериться старому друиду, и он инстинктивно чувствовал необходимость в этом. Но, Великий Юпитер, думал Квинт, какие жуткие и невероятные вещи творятся с ним в этой стране! И при этой мысли он вспомнил о поисках, которые впервые привели его в Британию.
— Конн Лир, — неожиданно сказал Квинт, — возможно, я уже выпил зелье забвения, потому что за весь день ни разу не вспомнил о причине, по которой так хотел увидеть ваш Великий Храм Камней.
— Какой причине? — спросил Верховный друид почти отстраненно, подперев голову рукой.
— Сто лет назад мой прадед Гай Туллий, римлянин, пришедший с Юлием Цезарем, был убит возле…
— Довольно! — возгремел Конн Лир. Он вскочил, выпрямившись во весь свой огромный рост. Взгляд его полыхнул синим огнем на ошеломленного Квинта. — Ни слова больше, или я забуду о своей милости и доброте! Итак, это твой предок впервые вторгнулся на нашу мирную равнину, чьи грязные кости осквернили святая святых! Клянусь Лугом, если бы я знал это… — его рука потянулась к магическому камню на груди. Высокая белая фигура излучала опасное спокойствие.
— Конн Лир! — Регана была в ужасе, заметив перемену в настроении деда. — Это не вина Квинта! Он только искал останки своего предка, чтобы похоронить их, как подобает.
— И он никогда не найдет их! — эхом по комнате отозвался яростный голос. — Римлянин принес нам проклятье. Проклятье… — повторил он. Его худое тело содрогнулось, словно подавленное жестокостью намерений. Но рука медленно отодвинулась от змеиного камня. Затем он внезапно хлопнул в ладоши. Немедленно вошел мальчик в красной тунике, неся блюда с дымящимся мясом и кувшин меда.
— Ешь, — холодно сказал Квинту Конн Лир, — и пей. Он вынул из-под плаща мешочек, изготовленный из пушистой серой шкуры священного зайца, достал оттуда щепотку зеленоватого порошка, и бросил ее в кубок Квинта. — Он поднес кубок к губам молодого человека. — Пей!
Квинт отшатнулся.
— Я только что читал ненависть в твоих глазах, Конн Лир. Могу ли я верить, что это просто трава забвения?
— Дедушка, — прошептала Регана, вцепившись в его руку. — Я тоже боюсь… не причиняй ему вреда… потому что я… — Что-то еще прошептала она так тихо, что Квинт не расслышал.
Ярость, постепенно исчезая с лица Верховного друида, сменялась грустью.
— Печально, печально, — пробормотал он, словно про себя. — Всегда ОН таится в укрытии, темный бог теней, чье имя нельзя произносить… — Не договорив, он нетерпеливо повернулся к Квинту. — Пей мед спокойно, о неверующий римлянин, темный бог не придет к тебе через меня… и знай в сердце своем, что Верховный друид всех британцев не говорит двойным языком.
Квинт резко повернулся к Регане и уловил на ее беззащитном лице умоляющий взгляд, устремленный к нему. На ее губах читалось слово: «пожалуйста».
Квинт склонил голову и взял кубок. Мед оказался сладким, прохладным, со слабым ароматом. Осушил кубок и стал ждать каких-нибудь странных ощущений. Но ничего не было. Он услышал легкий вздох облегчения, вырвавшийся у Реганы. Она подошла и улыбнулась ему.
— Теперь ешь, — деловито сказала она, — и я тоже буду есть. Мы оба с рассвета не проглотили ни крошки. — Она взяла блюдо с мясом и села рядом с Квинтом на скамью.
Верховный друид бросил на них только один взгляд, затем задумчиво отошел на другую половину круглой комнаты, где в гобеленах было прорезано окно. Некоторое время он сидел у стола, и казалось, что-то писал. Потом отошел к окну, открыл его и встал, взирая на звезды и бормоча какие-то заклинания. Мощный ствол дуба посреди комнаты почти скрыл его белую фигуру от Квинта и Реганы, пока они ели, их посетило новое чувство близости. Они сидели на скамейке совсем близко. Квинт необычайно остро переживал тепло ее гибкого тела, шелковистое прикосновение ее длинных волос к своей руке. Горло у него сжималось, когда она искоса поглядывала на него из-под ресниц. Ямочка, которой он никогда прежде не замечал, появилась на ее щеке, когда она сказала:
— Но, Квинт, ты же не ешь! Разве тебе не нравится вкус этого жареного ягненка? Повара Конна Лира, наверное, так старались!
— Думаю, ты очень хорошо знаешь, почему я перестал есть, — отвечал Квинт, глядя прямо ей в лицо.
Она покраснела и опустила глаза, но ямочка на щеке не исчезла.
— О, я надеюсь, что не трава забвения испортила тебе аппетит! Если Конн Лир сказал, что она безвредна, так оно и есть.
— Нет, — ответил он очень тихо и хрипло, — не трава… сarа.
Она отставила блюдо и пальцы ее принялись перебирать полы одежды. Ямочка исчезла.
— Почему ты назвал меня так? — прошептала она. Он чувствовал, как дрожат ее плечи.
— Потому что это значит «дорогая». Я люблю тебя, Регана.
Ее дыхание участилось. Она сидела прямо и неподвижно, он видел, как вздымается ее грудь под тонкой тканью платья.
— Ты не должен, — наконец произнесла она. — Это запрещено… — Ее затененный взгляд метнулся к фигуре Верховного друида. — Между нами никогда не может быть любви… никогда…
— Но она есть!
У нее вырвался всхлип, и она медленно, словно бы против воли, подняла лицо.
Он поцеловал ее, не так быстро и с благодарностью, как в ту ночь, когда она спасла его из лагеря Боадицеи, а жарко и страстно. Это был крепкий поцелуй мужчины, а возвращала его женщина. Длился ли их поцелуй вечность или мгновение — для него не было измерения, кроме красоты — и боли, когда рассудок вернулся.
Его руки упали. Лицо ее было мокро от набежавших слез. Верховный друид не двигался, его взгляд по-прежнему был прикован к звездам.
— Саrа… моя Регана… Я вернусь к тебе. Жди меня здесь, я вернусь… Не знаю, когда и как, но после…
— После… — повторила она безжизненным голосом после того, как исполнишь свой долг римского солдата… после того, как мой и твой народы перебьют друг друга. Все бесполезно, Квинт. Да, я люблю тебя, но у нас нет будущего.
— Как ты можешь это говорить? — воскликнул он. — Теперь, когда мы признались во взаимной любви, когда, после поцелуя мы узнали, что принадлежим друг другу! Это все меняет.
Она покачала головой. Слезы струились по ее щекам, но она вымученно улыбнулась.
— Ты не вспомнишь ничего, что мы говорили, Квинт. И нашего поцелуя тоже, иначе бы я его не допустила.
— Не вспомню? Ты имеешь ввиду зелье? Но это невозможно?
— Конн Лир никогда не ошибается, — прошептала она. — И, однако, о, да смилуются надо мной все наши боги!.. я хочу, чтобы ты когда-нибудь вспомнил. Вспомнил хоть немного. — Ее рука потянулась к пряжке, державшей ее плащ — бронзовой фигуре, украшенной по кельтскому обычаю, спиралями и эмалью с эмблемой друидов — рубиново-красной змеей. — Быстрее, возьми ее и спрячь! — Она поспешила засунуть пряжку ему за пазуху шерстяной рубахи, ближе к сердцу, не преминув бросить взгляд на Конна Лира. — По крайней мере, она поможет твоей безопасности. А я буду молиться… молиться за тебя Лугу.
— Регана! — Он стиснул ее руки, столь ошеломленный переполнявшими его чувствами, что голос отказывался ему повиноваться. Но он и не смог бы высказать ей все, что хотел, потому что Верховный друид отвернулся от окна и подошел к ним, обойдя дубовый ствол. Квинт выпустил руку Реганы и умолк.